Григорий вошёл в комнату отца. Тот бледный, как смерть, лежал на кровати, раскинув руки в разные стороны. Рядом с кроватью, на полу, лежала сиделка, не подававшая признаков жизни.

Григорий бросился к отцу, не обращая на Евдокию никакого внимания.

– Отец! Отец! – позвал он, но граф смотрел остекленевшим взором в потолок.

В первое мгновение Григорий почувствовал страх: отец умер, сиделка без сознания… Она кричала… Испугалась… Встала к отцу ночью, а он – мёртвый… Вот и испугалась…

Неожиданно хлынули слёзы, Григорий смахнул их рукавом халата. Он почувствовал слабость и присел на краешек кровати.

Евдокия издала протяжный стон и завозилась на полу. Григорий растерянно взглянул на неё, подошёл и хотел помочь подняться. Та открыла глаза, да как оттолкнёт от себя Григория:

– Поди прочь… Прочь… Нечистая сила… – бессвязно бормотала она. – Крест на мне… На мне крест…

Евдокия пыталась перекреститься дрожащей рукой…

– Успокойся, это я, Григорий Николаевич…

Женщина бессмысленно уставилась на Григория, не переставая повторять.

– Прочь…. Поди прочь… Крест на мне…

Григорий не выдержал, взял со стола стакан с водой.

– Выпей… Это вода.

Женщина не смогла принять стакан, её руки сильно дрожали. Григорий сам напоил сиделку.

– Николай Яковлевич умер, – спокойно сообщил он Евдокии.

Её лицо исказилось страхом.

– Это он приходил… Он убил графа…

Теперь настал черёд удивляться Григорию.

– Кто он?

– Призрак в латах… Прямо как из книжки, что я читала его сиятельству…

– Да вы что здесь, всё с ума посходили? – разозлился Григорий. – То мне прислуга толкует про какие-то звуки, то теперь – призраки в доме завелись.

Евдокия окончательно пришла в себя и поднялась с пола.

– Про звуки не знаю, не слыхала. Сплю я крепко. А вот призрака видала, как вас сейчас. И в том на Библии побожусь.

– И как он выглядел?

– Высокий, в блестящих латах… На груди – золотой герб… С перепугу не разобрала, какой именно. А на голове – шлем с золотыми крыльями, а головы нету – пустота. Чай, скажете, не призрак? Он самый и есть.

Григорий похолодел от страха: отец лежит мёртвый, сиделка плетёт истории про призраков в блестящих латах и с крыльями на голове, рядом в спальне перепуганная жена, утром весь дом будет судачить, что по ночам разгуливает нечистая сила – с ума можно сойти!

Неожиданно Григория пронзила страшная догадка:

– Шлем с золотыми крыльями – только у Дракулы… – и он почувствовал, как покрывается холодным потом. – Иди, разбуди моего кузена, дворецкого и управляющего. Наталье Васильевне пока не говори ничего. Да про призраков помалкивай.

Не успел Григорий дать наставления Евдокии, как в спальню вошла жена и растерянно спросила:

– Григорий, что случилось? – её взор упал на безжизненное тело свёкра… – Николай Яковлевич… он умер? – едва слышно спросила она.

– Да… преставился, – подтвердил Григорий. – Надобно утром за доктором послать.

* * *

Виктор Назарович Самойлов вошёл в спальню. Домочадцы не переносили тело графа, он так и лежал на постели, разве что руки ему скрестили на груди.

– М-да-с… – многозначительно произнёс доктор и смерил взглядом Григория и Анатоля. – Увы, господа, грудная жаба неизлечима. Поверьте, я сделал всё, что в моих силах. К сожалению, рано или поздно это должно было случиться.

Григорий поморщился, его покоробили слова доктора, но он промолчал. Анатоль также хранил молчание. Его отчего-то всё утро одолевали воспоминания, в которых дядюшка был молодым и сильным… Может, это возраст, и он становится излишне сентиментальным?

Доктор подошёл к кровати, чтобы, как и положено, осмотреть тело и констатировать причину смерти. Всё-таки граф скончался, да ещё и предводитель местного дворянства, а не какой-то безродный мещанин. Посиневшие губы и бледность умершего явно выдавали причину: аппокалепсия[30].

– М-да-с, господа… Аппокалепсия, несомненно. Чудес не бывает: чем страдал, от того и скончался… А это что такое?! – удивился доктор, разглядывая шею. – Две запёкшиеся ранки… – он оглянулся и посмотрел на кузенов, стоявших у него за спиной, чуть поодаль, чтобы не мешать осмотру. – Господа! Посмотрите на это! Что вы скажите? Я, как врач, право, не нахожу объяснения…

Григорий и Анатоль приблизились к усопшему: действительно, на шее виднелись две маленькие ранки с запёкшейся кровью.

– Что это? Откуда они могли взяться? – недоумевал Григорий.

Самойлов пожал плечами.

– Я, сударь, тем более не знаю… Меня здесь ночью не было… – сказал он.

– Что вы хотите сказать? – возмутился Анатоль. – Что граф умер насильственной смертью?! Не хватало только разговоров по этому поводу.

– Ранки слишком малы, чтобы вызвать смерть, – пояснил доктор. – Я долгое время лечил покойного и могу с уверенностью утверждать, что умер он от аппокалепсии. Но вот вопрос: что её вызвало?

Григорий и Анатоль переглянулись.

– Что вы хотите сказать?! – воскликнули они почти одновременно.

– Ничего-с, ровным счётом ничего-с… Только ранки эти что-то мне напоминают…

– И что же? – не выдержал Григорий. – Прекратите говорить загадками. Имейте уважение к умершему и сострадание к нам, его близким.

Самойлов обвёл пристальным взглядом братьев.

– Вы хотите знать моё мнение? – спросил он почти шёпотом. Те переглянулись.

– Несомненно!

– Так вот… Здесь не обошлось без нечистой силы… – доктор кивнул. – Точно вам говорю. Просто так раны на шее у покойников не появляются.

Григорий уже был готов рассказать доктору о том, что ночью сиделка видела призрака, но сдержался: «Не дай Бог, доктор подумает, что я сошёл с ума…»

– Григорий Николаевич, вы помните легенду про вашего предка? – как бы невзначай поинтересовался Самойлов.

– Это про то, как он бесследно пропал? – уточнил Григорий.

– Да-с… Но там было ещё одно обстоятельство… Молодого мужчину нашли во флигеле мёртвого с укусами на шее. Уж не такими ли?

* * *

Графа похоронили в семейной усыпальнице, как и принято, на третий день. Отпевал его отец Дементий. Около гроба стояли Григорий, Анатоль, Наталья, соседи-помещики, уважавшие покойного и питавшие к нему дружеские чувства.

Домашняя челядь также присутствовала на похоронах, в том числе дворецкий и управляющий.

– Ох, не уберегли тебя, кормилец наш… – причитал дворецкий, утирая слёзы рукавом, понимая, что от молодого хозяина хорошего можно не ждать. Вряд ли он будет жить в имении, наверняка заложит али и вовсе продаст.