Возле кровати мы с Кириллом разделились: я осторожно опустилась на предложенный им стул, а он, нервно потирая шею, подошёл к окну, за которым ярко светило полуденное зимнее солнце.

Проводив его взглядом, я практически оторвала руку от живота и вернула внимание девушке напротив.

– Оля, – тихо позвала я, вцепившись пальцами в сиденье стула. Стоит ли говорить, что она никак не отреагировала: не издала ни звука, оставаясь абсолютно неподвижной. Лишь её глаза сильно блестели.

Больше я не могла на это смотреть. Решившись, взяла одну из её, безвольно лежавших на кровати, по бокам от тела, рук в свои ладони.

– Олечка, пожалуйста, расскажи мне, что случилось! Кто это сделал с тобой? Хоть намекни. Дай знак…

Прохладные пальцы в моих ладонях дёрнулись и я, выпустив её руку, испуганно отшатнулась.

– Машута… – Лениво повернула ко мне голову и, посмотрев мне прямо в глаза, прошептала: – Собачка… Собачка…

Перевела недоумённый взгляд на Кирилла. Желваки на его скулах заходили ходуном.

– К хренам! – резко повернулся он, по-видимому, хорошо расслышав слова девушки. – Пойдём, это бессмысленно! Мы здесь ничего не узнаем. – После чего шагнул ко мне и, подхватив под локоть, заставил встать.

Перед уходом я ещё раз бросила взгляд на Олю, и мы покинули палату. В голове так и звенело: «Собачка… Собачка…».

– Кирилл, за нами никто не гонится! Куда ты так несёшься? – поинтересовалась я, едва поспевая за размашистым шагом мужчины. Его рука крепко удерживала мою ладонь, не давая и шанса на побег, который, к слову сказать, и не входил в мои планы.

Буран не ответил. Правда, скорость снизил, перехватив мою руку поудобнее. Поравнявшись с ним, я получила возможность смотреть не только себе под ноги, но и по сторонам.

– Кирилл, почему мы так быстро ушли? Возможно, она бы нам ещё что-то рассказала…

– О чём? – бросил он, вновь ускоряясь. – Как она скучает по своей кошке или хомяку? Ты же сама слышала, она несёт полный бред.

Да, похоже на то. Пожалуй, это стоило признать… но почему-то не получалось. Что-то не отпускало. Не давало покоя. Какое-то скребущее чувство внутри. Судя по всему, хватаясь за возможный тайный смысл слов Оли, я пыталась выискать ответ там, где его на самом деле нет… Но как бы то ни было, непоколебимость Кирилла раздражала.

– Да подожди ты! – воскликнула я, затормозив и вырвав свою руку из его захвата.

Кирилл развернулся, вперив в меня тяжёлый взгляд исподлобья.

– Это была плохая идея – привезти тебя сюда.

– Да, ты прав, – согласилась я. – Но я здесь. И наша задача была – разговорить Олю, – настойчиво сказала я и, не слушая возражений, продолжила: – Тем более ты не можешь отрицать хоть и маленького, но прогресса!

– Это не прогресс, а хрень собачья! – рявкнул Буран, и его слова эхом разнеслись по тихому пустынному коридору. Затем потёр шею так, будто она болела и уже спокойнее добавил: – Я не раз сталкивался с такими последствиями употребления наркотиков, Ангел. Поверь, она не скажет нам ничего дельного.

Кажется, я даже рот раскрыла от удивления, в очередной раз убеждаясь, что совершенно ничего не знаю о Кирилле.

– Молодые люди! – вдруг строго шикнула на нас медсестра за стойкой приёмного покоя, возле которой мы и остановились.

– Простите, пожалуйста, – извинилась я, в то время как Кирилл, не обращая никакого внимания на женщину в белом халате, продолжал всё так же смотреть на меня в упор.

– Поговорим в машине, – произнёс он, кинув на медсестру хмурый взгляд на прощание.

Выйдя на улицу, я жадно глотнула воздух полной грудью, почувствовав лёгкое головокружение.

Всю дорогу до машины Кирилла, ожидающей нас на стоянке, я никак не могла отделаться от противных больничных запахов и какой-то щемящей тоски в душе.

Забравшись в тёплый салон Chevrolet, я тут же повернулась к Бурану, неторопливо расстегивающему своё пальто. Пока его пальцы справлялись с пуговицами, мужчина молчал, а мне так хотелось, чтобы он поговорил со мной. Перед глазами до сих пор стояли пустые глаза девушки, а в ушах против воли звучал её оглушающе тихий голос.

– Кирилл… – позвала я.

– Моя сестра… – начал он, распахнув, наконец, полы пальто. – Кира… Она была наркоманкой. Знаешь, из тех, что со степенью глубины погружения – на дне. Нет, не так. – Сдвигая горловину водолазки, он тяжело сглотнул, приводя в движение кадык, а у меня перехватило дыхание от волнения. – Когда я понял… заметил… Мать твою! Какое, к хренам, заметил?! – Кирилл нервно потёр свою шею, прикрыв глаза. Складывалось впечатление, что ему невероятно трудно давались эти слова. – Когда она начала погружение, я только присоединился к бизнесу отца. Кровь кипела, энтузиазм зашкаливал. Я полностью ушёл в работу: искал новых клиентов, ездил на встречи, даже сам выполнял заказы. И просто-напросто не уследил за ней. Кажется… в какой-то момент я даже забыл о её существовании… – Буран сжал руками руль и отвернулся к окну.

Не выдержав, потянулась к нему, накрывая одну из напряжённых мужских рук своей подрагивающей ладонью, слегка сжала.

– Кирилл…

– Мне позвонила Яна: она в то время была лучшей подругой Киры. Как сейчас помню, было раннее утро. Я ещё спал. Говорит: «Звонила Кира, просила забрать её из полиции». Я ничего не понял тогда, но, само собой, поехал её вытаскивать. Как оказалось, они с "друзьями" накурились травы, вымоченной в фенциклидине. Вышли на улицу, на мороз. Долго бродили, не чувствуя холода и боли, под воздействием наркотиков. В итоге всё-таки замёрзли и искали место, где отогреться. Увидели художественную школу и забрались в неё.

Буран замолчал, и мне захотелось заполнить образовавшуюся тягостную паузу:

– А ваши родители? Они тоже ничего не замечали?

– Сестра родилась через три года после меня, мама умерла при родах. – Кирилл повернулся, я нехотя отпустила его руку. – Всё наше воспитание легло на плечи отца. Он справлялся. Пока не решил отпустить вожжи: дать нам возможность почувствовать свободу и ответственность за свою жизнь. Как оказалось, этот метод работает не с каждым. – Он ненадолго замолчал, пристально смотря в лобовое стекло. – Знаешь, наркоманы всегда вызывали у меня брезгливость и отвращение… Но моё неприятие надломилось. Стоило мне увидеть глаза сестры во время жуткой ломки. Киру разрывала, выворачивала жажда. Она сжигала не только её внутренности, но и мысли, эмоции, чувства… душу. Оставляя только одно единственное желание: уменьшить боль.

Я почувствовала, как спазм стискивает горло.

– Вы не смогли её вылечить? – с трудом выдавила я.

– Фенциклидин – жестокий наркотик. Когда мы подключились, у неё уже сформировалась толерантность. И сестра была готова воспользоваться любыми способами, чтобы заполучить новую дозу и избавиться от нестерпимых ощущений… Что она и делала, продолжая оставаться куклой в руках наркоты и не имея больше возможности вспомнить, кто она есть.