И моё тело выдернуло из смятого в жвачку болида и разломало пополам. Я вернулся обратно в царство серых полутеней, в котором существовал все последние годы. В мир без цветов, звуков, запахов, без радости и эмоций. Она должна была меня ненавидеть, а не жалеть! Сука…

Чёрт, а ведь она пришла не ко мне.

И эта мысль ранила ещё сильнее.

Она пришла забрать своего слюнтяя. Этого мерзкого червя, который выбрал её среди тысяч алчных, порочных баб просто потому, что она была чистой и непорочной. Просто потому, что ему захотелось поиграть с кем-то в семью. Потому, что, б**,  – пора!

Чёрт, а ведь они друг друга стоили.

Продажная сука и рыцарь-шлюхоёб, который побежит по бабам, едва отыграет свадебный марш. Я слишком хорошо знал Воскресенского, чтобы быть уверенным в этом. Прельщенный благами роскошной жизни, избалованный женским вниманием, привыкший к праздности – мог ли этот человек измениться? Мог ли по праву оценить тот подарок, который она ему преподнесла?

Нет.

Потому, что никто не меняется.

Никто не чувствует. В мире денег всё напускное, всё фальшивое – важна лишь цена, за которую ты можешь купить и любовь, и благосклонность, и даже друга.

Воскресенский – ничто без меня. И он понял это в очередной раз во время моего отсутствия. Он знал, что просрал бы отцовское наследство в два счёта, не возьмись я за дело много лет назад. Потому, что он - ничтожество, которое никто не будет терпеть, кроме меня.

*** 

Я придирчиво осмотрел всех девиц и покосился в сторону директора модельного агентства.

- И это лучшие?

- Да, Марк Григорьевич. – Тот нервно вытер платком пот со лба.

- Ты издеваешься? – Теряя терпение, произнёс я.

Выстроившиеся к моему приходу в шеренгу вешалки выглядели как самые низкосортные шлюхи. Выморенные голодом лица, узкие бедра, торчащие ключицы и крашенные, жесткие волосы. Все они готовы были отработать и ночь, и целую неделю за те деньги, что я предлагал, но у меня не стоял ни на одну из них.

И тем более, ни с одной из них я не стал бы позориться, заявившись на свадьбу друга.

- Не годятся. – Бросил я, толкнул дверь и вышел из офиса агентства.

Выругался, сплюнул и достал телефон.

Набрал Киру.

- Ты свободна сегодня?

- О, Марк, я так рада, что ты позвонил!

- Так свободна или нет? – Переспросил я нетерпеливо.

- Да… могу приехать прямо сейчас.

- Не нужно никуда приезжать. У тебя есть приличное платье?

- Э… в смысле приличное?

- Пойдёшь со мной на свадьбу к Воскресенскому сегодня.

- Он что, женится?! – Для неё это тоже было сюрпризом.

- Представь себе.

- Неожиданно…

- Заеду за тобой в пять.

- Хорошо.

Кира была из состоятельной семьи: нашего возраста, хороша собой, не обделена мозгами. Её отец был директором одного из наших заводов, и Вик подцепил её на какой-то вечеринке для сотрудников. Но запала Кира в итоге почему-то на меня.

Старательно сосала, трахалась с огоньком, очень пыталась понравиться, но поняв, что никаких серьёзных отношений ей не светит, быстро переметнулась обратно к Вику. Тот и не возражал. Передавать друг другу баб не было для нас чем-то сверхъественным, ведь ни одна из них не задерживалась в наших постелях надолго.

Вот и их роман длился не дольше недели – пока Кира не застала Вика в постели со своей подругой. Воскресенскому тогда удалось избежать выяснения отношений: всё закончилось бабьей разборкой, а он просто оделся и ушёл. Кира не держала на него зла. Продолжала периодически спать с ним, но уже не надеясь на что-то большее.

Я позвонил ей, кажется, на пятый день своего заточения. Рожа моя тогда выглядела не лучшим образом, но мне было плевать, что она подумает. Мне нужно было выплеснуть на кого-то накопившееся напряжение, сорвать на ком-то свою ярость.

Кира не задавала вопросов, только присвистнула. Сбросила туфли, одежду, сама достала из сумочки большую пачку презервативов.

Я трахал её во всех известных мне позах почти до изнеможения, но никак не мог кончить. Она стонала, кричала, потом умоляла её отпустить, а я не мог – двигался, как заведённый, весь в липком поту и часто дыша. Чистая механика – вперёд, назад, быстрее, ещё быстрее, грубо - пока не задымит резина.

Я не мог остановиться и получить разрядку тоже не мог. А перед глазами всё стояла картина, как мой отец, приспустив треники, трахает своих мерзких шлюх-алкашек прямо на маминой кухне. Я был в этот момент таким же грязным уродом, который не был способен испытывать эмоции, только шпарить, как робот. Туда-сюда, туда-сюда, яростно, больно, - пока Кира окончательно не выдохлась, уткнувшись лицом в подушку.

Я упал рядом с ней на кровать и лежал, не в силах отдышаться. Моё сердце колотилось, как безумное, аж до свиста в ушах.

- Я думала, сдохну. – Пробормотала Кира, натягивая на себя одеяло и отползая от меня. – Ты что, сожрал что-то?

Она кивнула на мой всё ещё стоящий колом член.

- Нет. – Я содрал с него презерватив и отшвырнул в сторону.

Ушёл в ванную, включил воду и попытался сбросить напряжение рукой. Истязал себя, мозолил, но оргазм вышел пресным и коротким. Яйца по-прежнему невыносимо гудели, а тяжесть висела в паху мёртвым грузом.

И я застонал от собственного бессилия. И от мыслей, которые терзали мою голову. Включил ледяную воду и направил на лицо.

Лучше так, лучше новая боль, чем хотеть эту суку Полину и охеревать от того, что происходит с собственным телом. Я хотел только её. Хотел этот взгляд, эти волосы её светлые длиной до упругой задницы. Эту её улыбку невинную хотел, эти реснички, спутавшиеся в уголках глаз и дрожащие от смятения, эти губы манящие…

Дрянь!

Я колотил по стене ванной и отчаянно её ненавидел. За то, что свела меня с ума, околдовала, одурманила, привязала к себе невидимой леской и разрушила то последнее человеческое, что осталось внутри меня.

Дрянь!

***

Я подъехал за Кирой ровно в назначенный срок. Она села в машину и сразу надула губки из-за того, что я мазнул по ней равнодушным взглядом и отвернулся.

- Как я выгляжу? – Вздохнула она.

Вульгарно, вызывающе, безвкусно.

- Сойдёт. – Ответил я.

Кира поправила сиськи, обтянутые красным атласом:

- Не больно-то ты вежлив, Марк.

- Я когда-то был вежливым? – Спросил я, с усмешкой сведя брови.

- Нет, - кисло протянула она, - но сейчас ещё хуже. Напряженный такой, почти не разговариваешь. Бука!