— Кого тут носит?

— Открыть, быстро! Военный патруль, проверка.

— Сей миг… — Послышался звук откинутого крючка, дверь чуть приоткрылась, и наружу высунулась борода. — Кто такие? Чего хотите?

Соколов отодвинул мужичка, властно крикнул товарищам:

— Проходите! Дед, дай веник патрулю, пусть снег с себя смахнут. И засвети лампу.

Хозяин воспламенил фитиль керосиновой лампы-линейки, затем протянул Бочкареву веник:

— На крыльце, на крыльце, говорю, снег с себя трясите…

Рядом, весело махая хвостом, крутилась дворняга.

При свете лампы «дед» оказался худощавым мужиком лет тридцати с густыми рыжими волосами, подстриженными под скобку, с торчавшей вперед остренькой бородкой, с бегающими карими глазками, подозрительно выглядывавшими из-под жидких светлых бровей, сросшихся на переносице. На нем было замусоленное исподнее белье с завязками на кальсонах.

Изба была просторная, перегороженная на три части, но какая-то мрачная, неухоженная. Нехитрые вещи и мужицкая одежда валялись где придется. Воздух стоял тяжелый, непроветриваемый, пахло квашеной капустой, тулупом и печкой. И резким контрастом всей неприглядной обстановки была высокая этажерка, заваленная книгами. Возле дверей висел телефонный аппарат.

Хозяин недовольно пробурчал:

— Вы какой такой патруль? В наших диких местах, кроме зверья, никого не водится.

Соколов произнес:

— Ищем беглых солдат, с поезда нынче сбежали.

Хозяин удивился:

— Надо же! И много убежало?

— Почти целый эшелон.

Хозяин удивился еще больше:

— Уже эшелонами бегают! Это в знак протеста против самодержавного строя. Ко мне беглые не заходили. Может, к стрелочнику Сереге Разумову, в четырех верстах отсюда. Шли бы лучше туда, может, и поймаете, кого надо. У него просторней, там и телеграфист сидит, а у меня лишь телефон.

Соколов полюбопытствовал:

— А зачем тут телефон нужен?

— А как же! Прогресс, без этого нынче никак. Положим, обнаружил я дефект рельсы. Что делать, куда бросаться? К телефону! Сообщил начальнику дистанции, те меры незамедлительно примут. А как иначе? А тут — пустыня, леса кругом, из дома не выйдешь: волки задавят. Развелось их нынче — пропасть. К дому не только по ночам — днем притаскиваются. А вы издалека идете? Прямо удивительно, как же вы прошли.

Соколов подозрительно прищурился:

— «Что» да «почему»! Хозяин, а ты, часом, не шпион?

Тот надул губы:

— Что такое себе позволяете! Какой я шпион?

— А зачем военную тайну выпытываешь? — Оглянулся на Бочкарева: — Проверь паспорт.

Бочкарев успел снять с себя шинель, зацепил ее на гвоздь в прихожей. Дружелюбно посмотрел на хозяина:

— Милок, удостоверь свою личность.

Хозяин засопел, полез за висевшую на стене картину, на которой была изображена дебелая девица, лишенная покровов и забравшаяся верхом на белого лебедя. Лебедь, как и положено водоплавающему, скользил по пруду, оставляя за собой тщательно выписанную дрожащую зеленую волну. Мужик вытянул тряпицу, сдул с нее пыль, развернул и предъявил паспортную книжку.

Бочкарев бойко, по-уставному прочитал:

— «Паспортная книжка, бессрочная. Выдана канцелярией Смоленского отделения железной дороги 1913 года, января месяца 21 дня Рытову Евсею Мартыновичу. Звание: мещанин, служит в должности обходчика, прикомандирован к Брест-Литовской железной дороге. Возраст: 37 лет от роду. Вероисповедание: православное…» Ну, дальше тут место постоянного проживания, состоит ли в браке — холостой, отношение к отбыванию воинской повинности — льгота второго разряда. Печати и подписи — все на месте.

Соколов вопросительно поднял бровь:

— Слушай, Евсей, почему тебе выдали паспортную книжку, а не паспорт?

Евсей досадливо поморщился, свел брови:

— Не все ли равно?

— Разница большая! В Уставе о паспортах девятьсот третьего года в примечании к статье сорок шесть записано… — Соколов на мгновение замолк, вспоминая это самое примечание, и вдруг как по писаному произнес: «Бессрочные паспортные книжки выдаются: 1) призреваемым в богадельнях; 2) отставным нижним чинам, получающим из казны денежное пособие; 3) женам и вдовам сих нижних чинов». Может, ты отставной нижний чин?

Евсей злобно прищурился:

— Может, и нижний чин.

Соколов улыбнулся.

— Но я не назвал последний, четвертый пункт: горнозаводским людям… Зачем гадать, когда сейчас мы узнаем. — Взглянул на Бочкарева: — Почему пропустил графу номер восемь: «Документы, на основании которых выдана паспортная книжка»?

Бочкарев недоуменно стал перелистывать пухлый документ. Воскликнул:

— Виноват, здесь страницы слиплись. Так-с, эге, читаю: «Выдана на основании справки об отбытии шестилетних каторжных работ на Акатуйских горных рудниках».

Соколов протянул:

— Во-от оно что! И за какие заслуги тебя укатали на Акатуй?

Евсей с неожиданной гордостью воскликнул:

— Вместе с Каляевым готовил покушение на великого князя Сергея Александровича, но участие в убийстве не принимал.

— Что же так? — усмехнулся Соколов.

— Подхватил воспаление легких и провалялся в больнице для железнодорожных рабочих, что за Калужской заставой. — Вдруг Евсей окрысился: — А какое, товарищи солдаты, вам дело до моей славной биографии? Вы кого-то ищите и ищите себе на здоровье.

Бочкарев спросил:

— Аполлинарий Николаевич, прикажете вернуть паспортную книжку?

— Верни! — милостиво разрешил Соколов. — Ты, Евсей, на нас не сердись. Считай, что у нас такая служба, а ты человек подозрительный. Теперь бы следовало осмотреть избу и конюшню: не прячется какой дезертир или другой злоумышленник? Должен понимать: война, шпионы, беглые люди. Ну да ладно, мы тебе поверили на слово… Евсей, накорми и напои нас, мы люди дорожные.

Евсей, склонный к быстрым переменам в настроении, начал скрести в затылке:

— Прямо и не знаю, что на стол ставить, подвелся нынче… Хлеба осталась коврижка, хотите?

Соколов достал портмоне, высыпал себе на ладонь несколько золотых монет, выбрал пятирублевку, кинул хозяину:

— Скупость — грех! Держи, Евсей. На эти деньги можно пир закатить, накорми троих защитников отечества.

Евсей с жадностью впился взором в рыжие монеты, облизал враз ставшими сухими губы и вдруг, что-то решив, расцвел, преобразился, стал воплощенной любезностью.

— Единый миг, господа военные! По случаю такой встречи и оказания помоществования доблестным воинам, поскольку следует… Что тут у меня в погребке завалялось?