— Ну и что? Станового привлеките. Что-то темните вы, Алексей Николаевич. Договаривайте. А то сами сказали, что люди опасные, может быть стычка. Не ходят в бой с завязанными глазами.

— Хорошо. Согласно совместного распоряжения Военного министерства и Министерства внутренних дел, я веду дознание смерти капитана Присыпина…

— Дознание давно закончено, опять вы темните!

— Оно возобновлено секретным образом. В преступлении обвинили не тех.

— А кого же тогда шлепнул Кузьма?

— Негодяя, но другого.

С лица подхорунжего сдуло остатки веселости:

— Стало быть, чин ему дали ни за что? Вот шельма. Строевой службы не знает, даже в уставах путается. Чему его учили в Новочеркасске? У нас в Омском казачьем такого бы не выпустили, отчислили бы прочь. А Кузьма Палыч уже подъесаул! Как же так?

— Юрий Феофилактович, я здесь не для того, чтобы выслушивать чьи-то обиды. Я ловлю убийц. Забабахин не может участвовать в нашей облаве. Почему — долго объяснять. Речь идет о шпионстве, тут дела военные, а не полицейские, поэтому со мной пойдете вы. И ваши люди.

— Что там за публика? Какое оружие взять казакам?

— Табельное. А публика там загадочная: семь мужиков, которые то исчезают, то возвращаются, всегда при деньгах и запугали население целого поселка. Если окажется, что они преступники, арестуем. Начнут сопротивляться — бейте, но не до смерти, они живые нужны. Все ясно?

— А если сгоряча кого-то до смерти зашибем? — спросил подхорунжий.

— Под суд отправлю.

— Даже если они на нас с ножами полезут?

— Десять казаков, вы одиннадцатый. Я кое на что еще гожусь. И семерых халамидников не заломать?

— Кто такие халамидники?

— Базарные воры, низшая строчка фартовой табели о рангах.

Гуляко задал последний вопрос:

— Когда быть в готовности?

— Через три часа. Я за вами заеду.

В пять пополудни к казачьим казармам подкатили сразу пять дрожек. В первых сидел Лыков, а на козлах у него был Балтабек Мукашев. Вторыми дрожками правил его брат Кыдырбек, третьими Даулет Беккожин, остальными — его найманы.

Линейцы расселись по экипажам, подхорунжий присоединился к Лыкову.

— Куда сейчас? — спросил он.

Сыщик ответил:

— На Безымянный ручей, к Знаменскому спиртовому заводу.

— Вот оно что, — догадался Гуляко. — Прокопию мошну щипать? Уж не оттого ли Кузьма задрейфил и вы нас позвали?

— А вы боитесь городского головы?

— Плевать я на него хотел, жулик как жулик.

Завод стоял на землях станицы Семипалатинской, в шести верстах за городом. Долетели туда пулей. Дрожки окружили жилую казарму. Лыков сказал Балтабеку:

— Четвертое окно слева.

Казахи кинулись туда, а Лыков столь же спешно ворвался в казарму. За ним поспевал Гуляко с шашкой наголо, лампасники бежали следом.

Сыщик толкнул дверь и рявкнул:

— Санитарная проверка на вшивость! На всех вшей приготовить документы!

Постояльцы загадочной комнаты обмерли, зазвенела оброненная кем-то бутылка. Крепыш в кубовой рубахе с криком «шухер!» прыгнул головой вперед в распахнутое окно. И тут же влетел обратно и растянулся на полу, под глазом у него набухал синяк.

— Не ушибся, дурочка? — ласково спросил Лыков. — Там уж ждут. А ты думал, я под окошко никого не поставил?

Остальные шестеро вскочили и во все глаза глядели на казаков и сыщика.

— Кажись, все в сборе, — обвел тот взглядом озадаченные рожи. Вид у жильцов был что надо: в темном переулке от таких родимчик хватит.

— Бумаги на стол, вещи предъявить к осмотру. У кого оружие, клади медленно, так, чтобы я видел. Кто положит слишком шибко, того могу пристрелить с перепугу.

Вперед выступил туземец в дорогой жилетке, по которой шла серебряная цепочка от часов. Он с достоинством спросил:

— Кто вы такие и по какому праву ворвались? Сначала свои бумаги покажите.

Без акцента шпарит, подумал Алексей Николаевич. И хладнокровие при нем. Тот самый главарь-татарин.

Он показал туземцу полицейский билет и потребовал:

— Теперь твоя очередь. Кто такие, что делаете на спиртовом заводе?

— Мы золотодобывающая артель, а здесь отдыхаем. Я староста, Рустем Юнусов. Все виды у меня, вот, глядите.

Староста полез в хурджин и выложил пачку документов. Алексей Николаевич раскрыл верхний и со смехом показал его Гуляко:

— Смотрите, Юрий Феофилактович. За дураков тут держат коллежских советников особых поручений.

— А что такое? — удивился подхорунжий, разглядывая бумагу. — Вид вроде настоящий…

— Настоящий, да краденый. Выдан Чербактинским волостным правлением Лепсинского уезда Семиреченской области. Таких видов с наложенными печатями зимой сорок шесть штук похитили.

Сыщик повернулся к старосте:

— Они у тебя все такие?

Тот молчал, переводя взгляд с коллежского советника на казаков и обратно. Вдруг лицо его изменилось, он быстро сунул руку в карман. Но сделать ничего не успел — Лыков врезал ему без замаха. Юнусов отлетел в угол. Казаки расценили действия начальства как команду и набросились на «старателей». Через минуту все они стояли на коленях вдоль стены. Алексей Николаевич сидел за столом и рассматривал содержимое хурджина, линейцы рылись в вещах арестованных. В окно за всем этим равнодушно наблюдали найманы.

— Ваше высокоблагородие, вы гляньте! — крикнул вдруг урядник, извлекая из мешка золотой самородок размером с наперсток. — А вот еще!

Он высыпал содержимое на стол, и веселые искры заиграли при свете лампы. Золота было несколько фунтов, в мелких и крупных самородках, некоторые из них содержали вкрапления кварца.

— Пещера Аладдина! — восхитился Гуляко. — Ну, татарва, богато живете.

— Золото законное, владелец копи дал мне на сохранение, — срывающимся голосом заявил староста.

— И как зовут такого щедрого хозяина?

— Британский подданный, господин Мак-Лоу. А прииск его в Каменогорском уезде, поехали, я покажу.

— Надеется сбежать по дороге, — пояснил Алексей Николаевич офицеру. Появление в деле англичанина его сильно заинтересовало.

— Юрий Феофилактович, прикажите вывести их на улицу, — попросил коллежский советник. — Пусть сажают под конвоем в пролетки, поедем в тюремный замок.

Подхорунжий распорядился, и через пять минут колонна уже выехала в сторону города. Балтабек и Кыдырбек Мукашевы остались караулить опустевшую комнату. Алексей Николаевич обещал прислать сына, сам сел в замыкающие дрожки и с ветерком домчался до тюрьмы.