шандарахнуть. Может быть, у меня паранойя, и только кажется, что Лина заимела виды на Казака, а может, и нет… В любом случае непонятно, какого чёрта это меня так бесит. Андрей Владимирович — парень холостой. И стопроцентно гетеросексуальный. Наверное, у Лины есть шанс. В отличие от меня, у которой его никогда не было. Я не дура и прекрасно понимаю, какой ценник Казак на меня навесил. В его глазах мне — грош цена. Так… Стоп. А с чего вообще эти мысли? Какого хрена? Мне он и самой даром не нужен.

Всё, что нас до сих пор связывало — долбаная статья. Которая, вон, лежит готовенькая. И значит, теперь я уж точно свободна. Можно и домой пораньше свалить в кои веки. Я это заслужила. Сгребаю в сумку со стола ключи, телефон и застываю от досадливой мысли о том, что он вполне может меня достать и там. Я теперь его всё время подсознательно жду. Вслушиваюсь в каждый звук, в каждый шорох. Выскакиваю в коридор, стоит только услышать, как открывается дверь. Натыкаюсь на удивлённые взгляды рабочих, бормочу им что-то вроде: «Можно потише?!», снова закрываюсь в своих комнатах и, прислонившись к наличнику лбом, вновь и вновь возвращаюсь в тот вечер, когда мы с Андреем в последний раз виделись. Конечно, мне ужасно стыдно за то, что безумно его хочу, несмотря на неприкрытое пренебрежение, с которым он ко мне относится... Но в то же время я безмерно собой горжусь, что разум и гордость взяли верх над древними инстинктами, и я всё же смогла его послать куда подальше.

Чёрте что! Я даже не понимаю, почему меня заклинило именно на Казаке. Я ведь очень хорошо знаю подобный тип мужчин и всей душой их таких презираю. Внешняя привлекательность? Попадались мне мужики и красивее. Статус? Да захоти я этого, могла бы найти кого побогаче да повлиятельнее. Его отношение к дочери? Ч-чёрт! Мне тридцать лет, а я всё ещё ищу себе папочку?

«Тогда, выходит, Наталья врала, когда говорила, что им с дочкой не дают видеться?» — звучит в ушах вопрос Лины. Выходит, так… Теперь я вполне это допускаю. Как допускаю и то, что моё представление о Казаке было изначально ложным. Основанным больше на моём личном опыте, чем на фактах. Я была ужасно самоуверенной, думая, что раскусила Андрея. И ужасно глупой, сочувствуя его жене. Впрочем, потом я всё же получила возможность удостовериться в том, что Казак вовсе не ангел. Но к его ребёнку это не имеет никакого отношения. К тому же я совсем не уверена, что будь у меня такая возможность, я бы действовала как-то иначе в ситуации с коммуналкой. Тут Лена была права. Я — эгоистка. Грех ли это? Не думаю. В современном обществе каждый зациклен на себе. Может быть, осознание этого и мешает моей ненависти развернуться до тех отметок, за которыми кроме неё ничего нет? Может, поэтому меня всё ещё так к нему тянет?

Несколько следующих дней я много об этом думаю. Накручиваю себя все сильней, в надежде дойти до нужных кондиций, но даже развернувшаяся в коммуналке стройка тому не способствует. Я чувствую себя очень и очень странно…

— Ты видела вёрстку? — ко мне в кабинет заглядывает довольный Юрка.

— О, нет. А что, уже готово? — тянусь к «Маку», открываю нужную страницу. — Какого хрена? Я же сказала Лине, что эти фотографии нельзя использовать ни в коем случае!

— Можно-можно! Она сумела убедить Казака…

— Серьёзно?

— Угу. Ты не знала? Весь офис только о них и сплетничает.

— В каком смысле «о них»?

— Тебе в подробностях или как? — ржёт фотограф. — Их за последнюю неделю несколько раз вместе видели. Ты что, правда не в курсе? Теряешь хватку!

Выдавливаю из себя улыбку, чтобы поддержать шутливый тон беседы. На душе гадко. И, наверное, больше нельзя отрицать, что я в Казака вляпалась, как в коровью лепёшку. Мне бы думать о том, как это отразится на моей карьере, если Вишневская вдруг узнает, что мы с ним спали. Но мои мысли про то, как далеко у них всё зашло… Да, я жалкая.

Макс уходит. Я закрываю за ним дверь на замок. Наливаю себе вискаря из давнишних запасов. Делаю жадный глоток, и, конечно, с непривычки меня передёргивает, но я упрямо пригубляю ещё. Убедить себя, что нет никакого повода для расстройства, несложно. Особенно после второго стакана. Жизнь прекрасна! Осталось только незаметно свалить… Открываю окно, чтобы проветрить. Сбрызгиваю себя духами. И на всякий случай разжёвываю дольку лимона, что обычно кладу в чай. Может, так и начинают алкоголики. Почему-то эта мысль ужасно меня веселит. Хихикая, захожу в лифт и с ужасом натыкаюсь на Вишневскую в компании кого бы вы думали?

— Здравствуйте.

Лина хмурится:

— Всё в порядке? Кхе-кхе…

— Конечно. — Не знаю, получается ли у меня держать лицо, или мне, как любому крепко выпившему человеку, так просто кажется. Вишневская снова заходится кашлем. Вытирает салфеткой пунцовый нос.

— Чёртова простуда, — кривит губы в улыбке.

— Не внесла себя в расписание? — усмехается Андрей, интимно к ней наклоняясь. Не боится бацилл нахвататься? Мне-то что? Я дыхну, и все они помрут ещё в полёте. Стиснув зубы, смотрю на электронное табло, отсчитывающее этажи.

— Да, — с губ Лины срывается смешок. — Не внесла! Прости за испорченный вечер.

— Ну что ты. Об этом вообще не переживай.

Ага. Он один точно не останется. Интересно, где его дочь, когда он с бабами, которых, судя по всему, с завидной регулярностью меняет? И почему Андрей вообще обратил внимание на Лину? Я свято верила в то, что мужики всегда ищут себе кого помоложе. Даже как-то писала об этом статью…

Лифт останавливается с мягким толчком. Но мне и этого достаточно, чтобы покачнуться. Казак подхватывает меня под руку. Я, старательно отводя глаза и для верности не дыша, осторожно высвобождаю запястье и шагаю прочь из кабины, пробормотав напоследок Вишневской:

— Поскорей выздоравливай.

В расстроенных чувствах забываю, что неплохо бы вызвать такси. Выскакиваю на улицу… Но сколько ни голосую у дороги, ни одна машина не останавливается, а между тем дождь порядочно приспускает. Жалко себя просто до безумия. Я чувствую себя пожелтевшим листом, который подхватил ветер…

Вдруг, когда я уже совсем отчаялась, возле меня останавливается машина. Я с радостью ныряю в салон.

— Меня до…

— Я