Да это и понятно, кто она Ирине? Жена друга юности, только и всего. Если даже Кирилл возиться не захотел, укатил в Америку, хотя все при нем началось, что уж там говорить об Ирине?

Докурив сигарету, Аня подошла к окну. Чувство тревоги с уходом Ирины все нарастало. Во дворе на качелях качались дети: мальчик и девочка, лет трех, одетые в одинаковые джинсовые костюмчики и красные кепки – наверное, близнецы. Рядом на скамейке сидела молодая женщина и время от времени что-то кричала малышам – наверное, их мать. Мирная, самая что ни на есть будничная картина. Интересно, они, эта женщина и ее дети, тоже живут в их страшном доме? Раньше она их здесь не видела. Скорее всего, просто шли мимо, увидели чистый дворик с несломанными качелями и зашли.

Больше всего Раиса Михайловна боится, как бы у них с Кириллом не завелся ребенок. Тогда последняя надежда на то, что они надоедят друг другу и расстанутся, рухнет. Ребенок их свяжет окончательно. Прямо Раиса Михайловна об этом не говорит, но постоянно присматривается, нет ли каких изменений в Аниной фигуре, и наверняка изводит Кирилла расспросами, не беременна ли его дура-жена. Вот взять и назло ей забеременеть. Нет, не назло ей, а потому что… Потому что ребенок – это действительно здорово и вовсе не для скрепления отношений, они у них и так крепкие, а сам по себе. Ребенок. Малыш. Маленький мальчик, маленькая девочка – без разницы. В джинсовом костюмчике и красной кепочке.

Хорошо было бы сейчас оказаться на этой скамейке рядом с женщиной. Просто так посидеть рядом, о чем-нибудь спросить у нее, например, о ее детишках. Может, тогда завяжется разговор, и с полчаса, а то и больше они поговорят.

В коридоре скрипнула половица. Или не скрипнула, ей только показалось? Или не в коридоре, а в спальне?

Спуститься во двор, завязать разговор. Спросить, не встречала ли женщина черную старуху, вернее, старуху в черном.

Нет, про старуху женщину спрашивать нельзя, а то она сразу уйдет. Поговорить о чем-нибудь нейтральном.

Нет, не в спальне, в гостиной скрипнула. Надо спуститься во двор. Не забыть бы ключ.

А портрет Ирина не заметила, хоть он так и остался в гостиной.

Никакое старуха не видение, совсем не видение. И не страх и нервное расстройство вызвали старуху, а старуха вызвала страх и расстройство.

Голова болит жутко и тошнит. От кофе стало еще хуже. В висках стучит, и затылок разламывается, как тогда, после водки.

На улицу, на свежий воздух нужно, к женщине на скамейке. Выйти и сесть рядом. Если бы у нее был ребенок, разговор завязать было бы проще: чем вы кормите ваших малышей? А мой… Нет, это про собак. Чем вы кормите вашего Лорда? Если бы у нее был ребенок, старуха бы к ней не привязалась.

Вот опять половица. До четырех ей не продержаться. А портрет, раз уж Ирина вчера не заметила, пусть так и останется. На улице станет легче…

Аня быстро собралась и выскочила из квартиры. Но когда она вышла во двор, ни детей, ни женщины уже не было. На скамейке сидел мужчина, в серой ветровке и джинсах, в руке у него была газета, свернутая трубочкой.

Аня нерешительно затопталась у бордюра возле детской площадки: подходить к нему или нет? С женщиной разговориться проще, но с другой стороны…

Мужчина обернулся и внимательно посмотрел на Аню. Да ведь это же… Вчерашний бегун в спортивном костюме, позавчерашний гость – убийца в костюме сверхпарадном, представительском. Ветровка, джинсы, газета трубочкой – новый облик, дворовый. Привидение-хамелеон, он всегда маскируется под обстановку. Впрочем, шлепанцы, полуспущенные домашние штаны с вытянутыми коленками и мусорное ведро в руке подошли бы сейчас ему больше.

Нет, мусорное ведро – уже перебор, дурной вкус. Ветровка и джинсы – самое то.

Что станет он делать на этот раз, поздним утром, при свете дня, в такой несвойственной призракам обстановке? Растеряется? Вряд ли.

Обогнув скамейку, Аня быстро пошла по асфальтовой дорожке, ведущей на улицу. Дойдя до поворота, она оглянулась – мужчина в ветровке поднялся и двинулся за ней.

Не разбирая дороги, она бросилась бежать, еле удерживаясь, чтобы не закричать.

Старуха реальна, реален и он. Они преследуют ее вместе, они в сговоре. И никакой психиатр не сможет ее убедить, что все это – лишь следствие болезни. А Ирина еще пожалеет, что так легко решила от нее отделаться. И Кирилл пожалеет. И…

Бежать нужно туда, где побольше народу. Хорошо, что сейчас день, днем действительно не так страшно. И вовсе не потому, что кризис безумия у нее наступает ночью, вовсе не потому, что она сумасшедшая. Днем совершать преступления сложнее. Днем притвориться привидением сложнее. Днем…

Бежала она довольно долго, пока не почувствовала, что ей просто не хватает дыхания и ноги подкашиваются. Она упала на скамейку, чтобы отдышаться. Народу здесь было много, значит, не опасно.

Аня огляделась и поняла, что сидит она на троллейбусной остановке. Вот почему столько людей. Бегуна-преследователя нигде не было видно. Отстал. Понял, что сейчас ему ничего не выгорит, и отстал. До следующего раза. Как теперь возвращаться домой? Наверняка он караулит ее на подступах к дому.

Да она сейчас домой и не пойдет. Все равно до возвращения Ирины ей в квартире не выдержать. До вечера погуляет по городу, а там, может, ему надоест ждать, и он уйдет.

Подъехал троллейбус. Аня запрыгнула в него, даже не посмотрев на номер. А впрочем, ей было все равно, куда ехать, лишь бы подальше от дома.

Троллейбус был битком набит, и это ее немного успокоило. Раньше она терпеть не могла тесноты и толкотни, а сейчас скопление народу давало ощущение защищенности и безопасности. Проехав пару остановок, Аня сообразила, что это «десятка» и что едет она в тот район, где располагается редакция «Криминального города».

На Парковой Аня вышла. Никакого парка здесь на самом деле не было, а имелся только небольшой, довольно грязный сквер из шести скамеек, несколько чахлых деревьев с неработающим фонтаном посредине. Но мимо скверика проходил путь от редакции до кафешки, в которой перекусывала Ирина. Ну да, она так и сказала, что обедает теперь в «Пингвине», мол, там недорого и прилично. Может, удастся с ней встретиться в перерыв, сказать, что никакой психиатр не нужен, что дело совсем в другом – подключать необходимо Булатовича.

Аня посмотрела на часы – одиннадцать. До обеденного перерыва еще два часа. Но ничего, все равно делать нечего, подождет.

Рядом со сквериком развернули газетно-журнальную палатку. Аня выбрала себе пару журналов и уселась на скамейку, жаль, что книжку не захватила, собиралась в спешке.

Теперь вот так и придется до возвращения Кирилла целыми днями пропадать на улице, по всяким грязным скверикам околачиваться. Ну уж завтра она подготовится к вынужденному выселению из квартиры более основательно: «Лужина» возьмет, этюдник и краски.

Ага! А еще походный котелок, мешок картошки, парочку консервов «Завтрак туриста» и палатку на случай дождя. Нет, надо встречаться с Булатовичем. Фактов и улик у нее нет, но не ждать же, когда они появятся в виде ее собственного трупа. А уходить на весь день из квартиры и ночевать три недели с Ириной – не выход. Тем более ничего это не дает. Вот сегодня Ирина у нее ночевала, и что?