Или не знаешь?

Ну вот и все. Знаешь или не знаешь, уже неважно. Я иду. Все повторится.

Выстрел, наверное, будет громким, пронзительно громким, опасно громким. Оглушит, и уши заложит, и созовет свидетелей.

Так трудно открыть кобуру, так трудно передвинуть затвор, так трудно удержать пистолет…

Нет, не трудно. Он оказался неожиданно легким. Осталось толкнуть стеклянную дверь – она приоткрыта – и шагнуть в комнату.

Красное и черное. Запах накрыл с головой. Все повторяется. Черный костюм – балахон, лицо исказилось, в морщинах. А ты постарела. Как странно. Мертвые не стареют, а ты постарела. И волосы неопрятно седые, и желтое, в морщинках лицо. Черный костюм – траур по самой себе, не дожившей до настоящего траура.

Пятится, пятится. Дряблая желтая рука прикрывает морщины лица. Запах убьет. Воскликнула:

– Так это ты?!

Пора. Ни к чему дальнейшее узнавание.

Всхлипнула запахом. Траурно-черным костюмом всхлипнула. Воздухом всхлипнула…

Все. Тебя больше нет. Теперь по-настоящему, навсегда больше нет. Запах твой умер, он больше не льется. Ты умерла.

Видимо, это был обморок. Короткий обморок. Или длинный? Сколько времени прошло с тех пор, как она обнаружила, что дверь квартиры приоткрыта? Минута? Десять? Час?

Или дверь не была приоткрыта, а она открыла ее сама? Вставила ключ в замок, повернула…

С чего же тогда приключился с ней обморок?

Или обморока не было?

Она шла по ступенькам. Поднималась все выше и выше, бегом преодолела четвертый этаж. А потом? Что было потом?

Потом она обнаружила, что дверь приоткрыта. И испугалась. И – да, это был обморок.

Что может означать приоткрытая дверь? Разное может. Во-первых, старуху. Судя по всему, у нее есть ключ от квартиры, ну или она может проникать как-то там без ключа, потусторонними способами. Во-вторых, Раису Михайловну. Вошла, а дверь закрыть почему-то забыла. В-третьих, она сама не заперла дверь на замок, когда впопыхах выбегала утром.

Нет, это вряд ли. Вероятнее всего, Раиса Михайловна.

Ну конечно, Раиса Михайловна. Совершенно безопасная, хоть и неприятная Раиса Михайловна.

Вот как просто все разъяснилось. Стоило пугаться до обморока незакрытой двери?

Аня шагнула в квартиру. Протянула руку к выключателю, зажгла свет. Туфель свекрови что-то нигде не видно. Впрочем, она не всегда разувается. Наверное, и сейчас прошла в обуви.

Из гостиной донесся тяжелый вздох и шорох. Ну так и есть! Раиса Михайловна там. Опять рассматривает портрет и страдает, что жена ее Кирилла такая бездарная дура. Зачем она приехала? Снова с проверкой, с кем и как проводит Аня время? Или узнать, как продвигаются дела с превращением в сумасшедшую? Пойти и сказать ей, что спасибо, продвигаются семимильными шагами, что, мол, беспокоиться не стоит, осталось совсем чуть-чуть?

Как не хочется к ней идти, но идти надо. Поздороваться, чаю льстиво предложить, обсудить портрет, обсудить планы на будущее.

Аня разулась и направилась по коридору к гостиной – почему-то на цыпочках, стараясь ступать бесшумно.

Нет, тут что-то не так. Тревожно не так.

Из гостиной снова донесся вздох. Скрипнула половица.

Что-то не так… Тревожно не так. Когда она уходила, этого «что-то» не было. И когда вчера пришла Раиса Михайловна, этого тоже не было.

Но было раньше тревожное что-то, опасное что-то. Когда?

Ночью было. И этой, и прошлой.

Запах. Вот это что. Запах старухи. Ее духов. Странных, не вяжущихся со всем ее обликом духов.

Она здесь. Она ждет. Это она там вздыхает в гостиной. Чай заварила, сервировала столик.

Дверь гостиной тоже приоткрыта, как и входная дверь. Заглянуть? Убедиться, что там старуха, и выбежать из квартиры? Захлопнуть дверь, поймать ее в ловушку и вызвать милицию?

Зря разулась. С одной стороны – шагов, конечно, не слышно и подкрасться незаметно проще, но с другой – убегать придется босиком.

Ничего, убегала и в худшем виде. Ничего.

Аня подкралась к комнате и осторожно заглянула.

На полу, на светлом ковре распростерлось длинное тело старухи. Седые, бесцветные волосы ее разметались в беспорядке. Седые волосы ее у корней окрасились красным. И ковер вокруг головы окрасился красным.

Вот оно что! Вот оно что! Корни волос окрасились красным. Так бывает, когда…

И ковер… «Ваниш» – ковер от пятен избавишь. Побрызгал «Ванишем», а через три минуты…

И корни волос, седых ее волос, бутафорски седых – вот оно что! – окрасились… Так бывает, когда…

Но запах остался. Страшный запах, запах странных духов, для Ани странных. Он смешался с другим запахом. Который бывает, когда…

Аня приблизилась к лежащему телу и присела над ним на корточки.

Что же делать? Что нужно делать, когда…

Попытаться нащупать пульс? На запястье. Нет, лучше на шее. Разорвать на груди одежду для облегчения дыхания? Уложить поудобнее, наложить шину, наложить жгут?..

Нет и нет. Очертить мелом тело. Ни к чему не притрагиваться. Положить в красный ящик, увезти за город, где голое поле и нет ориентиров, закопать, завалить венками, придавить тяжелым памятником, а потом рисовать, рисовать мертвый призрак на светлом ковре.

Как тогда. Как когда…

В углу, у балконной двери, послышался вздох. Аня вздрогнула и подняла голову. Штора качнулась.

Сквозняк, просто сквозняк. Но надо отсюда…

Аня вскочила на ноги и, не отрывая взгляда от шторы, попятилась к двери.

Нужно просто уйти отсюда, просто убежать. И все будет хорошо, все будет как надо, все будет… Только вот тень там, за… Силуэт…

Штора отлетела в сторону. Тень, силуэт проявились в… Гость-убийца? Бегун? Он вернулся, вернулся, он не мог не вернуться. В серой куртке и джинсах вернулся, решив, вероятно, что она, Аня, не стоит парадной торжественности выходного костюма.

В серой куртке и джинсах – заурядный дворовый призрак. Только вот пистолет…

Он старуху убил, а теперь…

Лицо, как свет дневной лампы, дрожащий и призрачный, а губы красные и опухшие, как будто он долго и страстно целовался.

Целовался со смертью.

Пистолет прочертил черную дугу в воздухе и замер – готов к исполнению.

Просто бежать, просто бежать.

Шаг. Вот уже и дверь. Просто бежать, просто… Не та дверь, эта стеклянная, а нужна входная.