Я сажусь рядом с ней.

– Растяпы! Ты так их называешь, Беллс?

– Растяпы. – Ее лицо оживляется, а смех становится заразительным.

– БЕМС! – Мы дружно смеемся, и Беллс нажимает на перемотку.

Я включаю чайник. Сэм уже сбежал из дома. Его будильник зазвонил рано, мне даже показалось, что среди ночи.

– Доброе утро, как дела, Беллс? – Я зеваю. – Выспалась?

– Скучно.

– Скучно? Чем же ты хочешь заняться в семь тридцать утра?

Она пожимает плечами. На ней серый мешковатый спортивный костюм и красная оксфордская майка, на которой теперь появились шоколадные пятна.

– Надо нам кое-что постирать, – бормочу я, все еще пытаясь проснуться.

Я открываю жалюзи и щурюсь. В окно струится солнечный свет. Я вытягиваю над головой руки и вздыхаю. Беллс спокойно продолжает есть курагу с инжиром, иногда тыкая пальцем в скульптуру из молочных бутылок. Негромко поет Стиви Уандер. Бедный старина Стиви не знает отдыха. Мне хочется его выключить; слишком рано для «Я просто позвонил, чтобы сказать, что я люблю тебя!». Меня терзает ощущение дежавю. Мы так привязаны к рутинному распорядку нашей жизни, что крутимся и крутимся в ограниченном пространстве, словно старые носки в стиральной машине. Просыпаемся, бегаем в парке, едим завтрак, едем на работу, возвращаемся домой, идем в ресторан, ложимся спать. Нет, я не жалуюсь, мне нравится моя жизнь, но иногда мне начинает казаться, что я робот.

Сегодня я решила не бегать и вместо этого соорудила на завтрак сэндвич с беконом, обильно сдобрив его томатным кетчупом. Давай, Кэти, отрывайся! Я совершила еще более смелый шаг и решила устроить себе два выходных подряд. Посмотрим, согласится ли Ив поработать одна. Кажется, она любит быть главной.

– Сегодня мы с тобой отправимся в город, – сообщаю я Беллс.

– Куда? По магазинам?

– Нет, это сюрприз, увидишь сама. – Я едва сдерживаю свой восторг. – Быстрее одевайся. Посмотри, Беллс, какое сегодня солнце. День великолепный!

Она взмахивает руками, словно дирижируя своими спутанными мыслями.

– Марш наверх! – командую я. – Твои дангери сейчас висят в сушилке, я их постирала. Сегодня жарко, поэтому надень что-нибудь попрохладнее. И не напяливай на себя пять маек.

– Куда мы пойдем?

– Это сюрприз.

– А Марк придет?

Я роюсь в сумочке и протягиваю ей листок бумаги, уже помятый, с его номером.

– Давай позвоним ему.

Меня немного терзает вина за то, что я не на работе, но она мгновенно испаряется, когда я смотрю на Беллс. Она наклоняется вперед и хлопает в ладоши. Постояв полтора часа в очереди, мы наконец вошли вместе с группой испанцев и другими туристами в стеклянную кабинку-капсулу и поднялись на сто футов в воздух. Марка мы дома не застали. Я до смешного радовалась, что снова его увижу, но все-таки вздохнула с облегчением, когда наш звонок остался без ответа. Приятно провести время с Беллс вдвоем, без посторонних.

– Мы не движемся? – начинает нервничать Беллс. – Колесо сломалось, сломалось!

– Мы движемся, уверяю тебя. Только медленно, четверть метра в секунду, – успокаиваю я, вешая ей на шею бинокль Сэма. – Вот, посмотри на город. – Я стою близко от нее. Она пахнет лаймом и петрушкой. – Беллс, отсюда ты увидишь весь город. Стоя здесь, ты чувствуешь себя крошечной, как муравей. Правда? – Я показываю ей достопримечательности. – Вон там Биг Бен. Вон Парламент. Смотри, вон стал виден Букингемский дворец, где живет королева. Здорово, правда?

– Да, Кэти, да.

Беллс оставляет в покое бинокль, закладывает руки за голову и наклоняется вперед, потом поворачивается в другую сторону. Я сажусь на скамью в середине кабинки, вытягиваю ноги и подставляю лицо солнцу. На мне черно-белое платье и кожаные сандалии на плоской подошве, волосы завязаны на затылке в хвост. На носу вовсю выступили веснушки.

– Мира! Мира! Глядите! – кричат испанцы и бегут туда, где стояла Беллс. Она хлопает в ладоши, заразившись их восторгом. – Мира! – Они показывают куда-то вдаль. Беллс смотрит туда, потом оборачивается ко мне и снова поворачивается к ним. Они перебегают на другую сторону кабины, и она с ними.

Японская чета просит меня сфотографировать их; они встают в позу, взявшись за руки. Тут ко мне подбегает Беллс, и они предлагают тоже нас снять. Беллс от восторга хлопает ладонями по бедрам, потом бежит к краю капсулы и кричит мне:

– Гляди, Кэти, гляди! Лондон. Где дом Сэма?

– Повернись на секунду ко мне, – говорю я и прошу японца поскорее щелкнуть нас, пока она опять не убежала.

Мы с Беллс лежим на бледно-желтом клетчатом коврике в парке Сент-Джеймс, глядя в безоблачное голубое небо.

Мы устроили пикник и только что доели наши припасы: овощную самсу и диетическую колу для Беллс, коктейль Пиммс и упаковку суши из «Маркс &Спенсер» для меня, плюс два больших куска шоколадного бисквита.

– Смотри, Беллс, ни облачка. Чистое голубое небо, похожее на море.

– Да, без пушистых облаков, – отзывается она. – У нас в Уэльсе море.

– Ты скучаешь по Уэльсу?

– Да. – Она качает головой. – Нет. Немного.

– Чего тебе особенно не хватает?

– Скучаю по Теду.

– Кто это – Тед?

– Мой друг. – Она озорно хихикает, машет ногами и опрокидывает наши чашки.

Я приподнимаюсь на локте и смотрю на нее.

– Правда? Значит, Тед счастливчик. А ты скрывала это от нас. Ты темная лошадка, Беллс.

– Темная лошадка, – смеется она. – Тед мой друг. У Теда есть попугай, как у дедушки.

– Тебе там нравится?

– Да, Кэти, да. Иногда только грустно.

– Почему грустно?

– Скучаю по дому, скучаю по маме, папе.

Я закусываю губу, удивляясь, как сильно мне хочется попасть в этот список.

– Я уверена, что они тоже без тебя скучают, – говорю я. – Давай позвоним им и скажем, что мы были на небе.

Я вынимаю из сумочки мобильный и набираю номера. Их телефоны выключены. Так я и знала. Они безнадежны. Мне надо было настоять на том, чтобы папа или мама дали мне телефон Уолтеров. И почему они не захотели?

– Не дозвонилась, – сообщаю я Беллс. – Они часто звонят тебе в Уэльс?

– Раз в неделю.

Пока Беллс живет у меня, они звонили сюда дважды, и всякий раз их голос звучал как-то странно, словно издалека. Почему меня не покидает мучительное чувство, будто что-то не так?