Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмиль смотрел на меня удивленными глазами, но в них не было и капли отвращения. Воровато оглянувшись, чуть наклонился ко мне, набившей щеки, и прошептал:
— Моргните, если дома вас держат на голодном пайке.
От смеха я чуть не выплюнула содержимое рта, но сдержалась, отрицательно покачала головой.
— Нет, но вместе с памятью пропали и манеры, — усмехнулась я. — Извините за это.
— Не беспокойтесь об этом, — пожал плечами Эмиль и вновь подал руку. Мы направились дальше по улице, пока не зашли в парк. Все еще много людей, которые будто бы мешали нам завести разговор по душам. — Я не благородного происхождения. У меня нет титула, нет герба и благозвучной фамилии.
Звучало без нотки сожаления, что мне понравилось, хотя, вероятно, он собирался спугнуть меня данной информацией. А я вижу здесь одни плюсы. Будь он каким-нибудь вшивым лордиком, облил бы меня помоями уже за кусок булки, схаванной посреди дороги, или за нежелание носить корсет, или за простоту и искренность. К черту этих благородных господ, в которых очень много спеси и ни капли человечности. И хорошо, что не буду какой-нибудь графиней аля-Пердю в этом мире, когда выйду за него. Ой, блин, почему я уже думаю о браке?..
В конце концов, мы дошли до длинной площадки, на которой я ощутила сильный порыв ветра, остановивший меня от дальнейших шагов и длинных угнетающих размышлений. Однако мужчина оказался смелее, и благодаря нему совсем скоро я уже держалась за перила.
Стоило мне осмелиться поднять глаза, как я обомлела от вида на расстилающийся на горизонте океан. Парк, как и весь Южный квартал, стоял на возвышенности — выше только Верхний город, но и здесь уже казалось, будто мы почти на небесах.
Темно-синие волны вдали бились о берег, а портовая часть города была перед нами как на ладони. Несколько больших кораблей, стоящих в порту, пестрели людьми, которые казались разноцветными муравьями, бегающими по своим делам. Удивительно, но слышен только ветер, шум волн — совсем нет.
— Как красиво, — улыбнулась я, не способная оторвать взор от вида.
— Это ещё что, — покосился на меня Эмиль. — Из Верхнего города вид ещё лучше.
Я ничего не ответила, раздумывая: быть может, если он заинтересован во мне и готов платить, то достанет разрешение попасть туда? Ну а что, нужно же мне как-то добыть камни для зачарования. И деньги на них…
— Как и в магической академии, — вдруг продолжал мужчина, оторвав меня от мыслей. — Ведь так?
Он поинтересовался так, словно я должна знать ответ на вопрос. Как будто постоянно проверял, но я не понимала, зачем, и чувствовала, что это могло быть связано с нашим общим прошлым.
— Понятия не имею, — сконфузилась я, оторвав взор от вида на порт. Черты лица Эмиля сгладились, одни лишь серо-зеленые глаза горели любопытством. — С чего вы взяли, что я могу знать, какой вид открывается из магической академии?
— Банальная логика, — пожал плечами мужчина. — Кому ещё могли понадобиться редкие ингредиенты из алхимической лавки, если не ведьме?
— Ладно, я и правда там училась, — сказала я, хотя ощутила себя некомфортно от этой темы. — По записям поняла, чем занималась раньше.
— И чем же, если не секрет? — Эмиль спрашивал с такой непринуждённостью, что я с лёгкостью приняла его вопрос за обыденное любопытство. Мягкий тембр голоса, завораживающий взор и пристальное внимание к моей персоне намекали на то, что он заинтересован во мне, как в женщине, а потому я решила частично довериться ему. Посмотреть на реакцию.
— Иллюзиями, зачарованием предметов. А теперь вот хочу открыть свое дело. Я покупала ингредиенты для зачарования украшений, — я зачем-то коснулась своего кулона и крепко сжала его в ладони. — Мне очень нужно заработать денег, чтобы обрести независимость.
Эмиль пристально смотрел на меня, а я чувствовала себя так, будто он бесцеремонно ворошил мое нутро в попытке выяснить, вру или нет. И мне не страшно говорить о независимости, потому что сейчас он поднимет меня на смех, то я развернусь и уйду.
— Зачем же вам независимость? — спросил он и задумчиво уставился вдаль.
— Чтобы не оказаться на улице после разрыва помолвки, — честно ответила я, коря себя за излишнюю откровенность, которая, как обычно, может выйти мне боком.
— Ах, теперь понятно, почему вы так легко согласились прогуляться со мной, — иронично усмехнулся он. — И почти не сопротивлялись, когда я решил помочь вам с покупками.
— У меня нет выбора, — отвернулась я, будто Эмиль обвинял меня в чем-то. Он же наоборот — перехватил мою ручку и приложил к груди, укрытой темным камзолом поверх бежевой, в цвет моего маскировочного платка, рубашки.
— Я не буду спрашивать вас о причинах подобного решения, но раз уж, сам того не ведая, выступил спонсором вашего будущего дела, то гарантирую, что вы и далее можете обратиться ко мне за любой помощью, которая потребуется, — говорил он мягко и четко, проницательно глядя на меня. Смотря в его глаза, мне захотелось, чтобы нежная влюбленность, которую я замечаю и в его взгляде, оказалась правдой. И на голову снежным комом упала мысль о том, кто я на самом деле и как выгляжу.
— Спасибо вам, — тепло улыбнулась я. — Для меня это очень важно… чувствовать поддержку.
Мужчина лишь кивнул и поднес ручку к губам, чтобы поцеловать. Я совсем зарделась, а потому стыдливо отвела взор. Лучше бы на его месте был Ксандр… тогда бы я точно не вела себя, как маленькая девочка, стесняющаяся по поводу и без. Как бы я хотела избавиться от этого! И почему не попала в тело жены или любовницы Эмиля? Кстати, а есть ли у него кто-то вообще? Надо выяснить это сейчас же, иначе изведу себя.
— А вы… простите за любопытство, — начала я, когда мужчина отпустил руку и чуть отодвинулся, вновь устремил взор на беспокойную водную гладь, — но я хочу спросить о вашей семье.
Эмиль нахмурился, и на мгновение мне показалось, что увидела в его взгляде презрение к ней.
— Я один из тех везунчиков, которые нашли свою истинную пару, — сказал он, вновь на десяток секунд замолчал, оценивая мою реакцию. — К сожалению, она предала меня. И ещё много кого… но не волнуйтесь, это дело давних времен. Теперь это не имеет никакого значения.
Информации было столько, что я не знала, за что цепляться первым, и цепляться ли вообще. Слишком много личного и, судя по тону, трагического, до сих пор тревожащего