Алекс искоса оценивал турка.

Салы-ага, дахий. Пятидесятилетний слегка располневший, но еще крепкий в кости мужчина. Шитый золотом халат, наборный пояс из золотых пластин, даже на тюрбане золотая брошь. Одутловатое лицо, на котором выделяются толстые мясистые губы сластолюбца и пустые, холодные, как морская галька, змеиные глаза. Дахий считал себя полноправным хозяином этих мест, и убийство турка под самым носом вывело его из себя.

– Уважаемый, я уже два раза рассказал всю мою историю, – Алекс, одетый в лохмотья дервиша, нервничал. – Да! В горах меня словили заросшие шерстью разбойники. Они пытали меня огнем, рвали клещами, ломали суставы, чтобы я отринул истинную веру и принял крест… Аллах, да будет воля его, дал мне силы и укрепил в час испытания, так что я выжил… выжил с именем Аллаха на устах… За это всевышний даровал мне необычную награду. Я вижу тех, над кем судьба уже занесла меч. Иногда в таких случаях мне удается предупредить угрозу, отвести опасность. Но такое получается лишь тогда, когда человек сам стремиться избавиться от угрозы, борется, а не отказывается от помощи.

– Ты говоришь, как наставник из медресе… Это Аллах вложил тебе в уста слова учености?

Салы-ага потирал щеку. Он все еще не верил услышанной сказке.

«Только бы не начал раздевать или за накладную бороду дергать».

Алекс дважды проверял крепость искусственной бородки, сам смешивал клей, и старался не паниковать. Но мысли в голову лезли. Кроме бороды, был еще один слабый момент в его рассказе.

– Сколько тебе лет, бродяга?

– Вот уже тридцать четыре года я пылю на этой земле, о ага… – Алекс поклонился.

Дахий нехорошо усмехнулся.

– Ты седой, как лунь. Ходишь, как утка, рука – за поясом… А все еще не разменял пятый десяток лет?

– Испытания, посланные мне всевышним, убелили мне волосы и ослабили члены мои… Но я еще не стар.

Салы-ага хмыкнул. Он сам не знал, за что взъелся на этого слабоумного дервиша. Что-то казалось ему неправильным в этом человеке, волновало.

– А мне? Что ты скажешь мне, путешественник?

Дахий всматривался в черты лица предсказателя, силясь заметить то, что заставило его беспокоиться. Может, слишком часто потирает бороду? Стоит не так?

Алекс склонился в глубоком поклоне.

– Уважаемый, Аллах послал тебе свое благословение и годам твоей жизни еще ничего не угрожает.

Дахий милостиво кивнул.

– Как ничего не висит над близкими твоими и слугами… – Алекс продолжил и повел рукой, очерчивая круг приближенных. – Но над ним…

Еле заметный взмах рукой.

Все заинтересованно повернулись. Я нескольких шагах от дахия переминался с ноги на ногу низенький полный мужчина. При словах дервиша-предсказателя он удивленно замер.

Потемкин пророчествовал:

– Этому славному человеку, так же, как и вот этому, – палец уверенно указал на сухопарого старичка. – Им уже мало что поможет.

Дахий удивленно нахмурился. Он силился понять, можно ли рассматривать сказанное как угрозу или списывать на божественную благодать.

– Я? – пискнул старичок.

Толстяк просто побелел. После того, как пришлый дервиш на рынке предсказал смерть Айхана, большинство обывателей поверило в то, что оборванец может видеть приближение чужой смерти.

Алекс скорбно закатил очи.

– Я не могу сказать, когда вас настигнет наложенное проклятие и где… Но это будет скоро, в этом могу уверить.

Салы-ага побагровел.

– Что за белиберда, несчастный?

Вокруг загудела толпа. При дворе властителя края всегда ошивалась куча прихлебателей, просителей и прочего сброда.

К Потемкину подступили воины охраны. Дахий жестом удержал их и удивленно зарычал:

– Какое проклятие?

Алекс жестом перенаправил вопрос на замершую парочку чиновников. Толстяк и старичок только удивленно трясли головами. Потемкин решил подтолкнуть буксующую мысль:

– Может, вы сделали зло какой ведьме? Нарушили планы почитателей нечистого? Разрушили церковь почитателей дьявола? Разогнали шабаш?

Все замерли, ожидая ответа.

Толстячок подскочил:

– Ведьмы! Я приказал замуровать в стене огнепоклонниц! Чертовых цыганок! Их схватили у порта и судили… Он судил, – толстячок кивнул на старичка.

Алекс сделал понимающее выражение лица.

– Это многое объясняет… Посмертное проклятие ведьмы… Снять его самому почти невозможно.

Дедок побелел и покачнулся. Сбоку подлетели помощники, старика подхватили, подали воды.

Дахий смотрел на это, как на базарный спектакль. Когда стало ясно, что сухопарый кади не умрет, по лицу янычара пробежало облачко досады. Он повернулся к почтительно замершему Алексу.

– Ты не такой пустомеля, как кажешься… божий человек… – дахий развязал тесьму на поясе, выудил из кошеля пару монет и бросил их в пыль у ног прорицателя.

Потемкин с трудом согнулся и подобрал серебряные кругляши.

Салы-ага думал недолго.

– Ступай, человек. С тебя сняты обвинения… Но из Котора без моей грамоты тебя не выпустят… Пока тут поживешь… Мало ли…

Дахий и сам не знал, зачем ему этот странный дервиш.

Но делать поспешные выводы ага не спешил.

Алекс не успел покинуть базарную площадь, как его догнали. Двое молодых турок, стоявших за спиной толстячка, загородили дорогу и почтительно попросили дождаться хозяина. Потемкина провели в ближайшую чайхану. При виде казана с пловом во дворе, Алекс непроизвольно сглотнул слюну: он не ел целый день. Турки переглянулись. Через минуту столик перед оборванным прорицателем был уставлен едой. Плов, сладости, фрукты, лепешки, чай.

Толстяк и старичок кади появились только через двадцать минут.

Жирный боров оказался начальником городской стражи, его люди охраняли стену. Кади вынес приговор. Это Потемкин знал еще утром. Вчера люди Карабариса все выведали. Вместе с описаниями причастных турок и перечнем их вредных привычек и болезней.

Теперь предстояло сыграть главную часть спектакля.

– Божий человек, как звать тебя?

– Алеф…

Толстячок замялся.

– Алеф-хаджи, подскажите… Вы так точно все сразу определили… С ведьмами… и с Айханом этим…

Старичок перебил невнятное бормотание и выпалил то, что занимало их умы последние полчаса.

– Если это правда… Если на нас… Как снять проклятие?

Глаза обоих собеседников горели. Потемкин понял, что разговор идет в нужное русло.