Космин волок бесчувственное тело цыганки и помочь измученному Джанковичу никак не мог. Лишь предложил глоток самогона из деревянной баклажки. Потемкин отказался. Воды у разбойника не было. Гайдук хмыкнул и влил пару глотков в приоткрытый рот полуживой ведьмочки. Спина спасенной узницы выгнулось дугой, спазмы скрутили тело, но спустя пару минут щечки девушки порозовели.

Отдохнув немного, они побрели дальше.

Когда за два часа до рассвета спящего арамбаши посмели растолкать, в грудь безумца уперлись сразу два пистолета. Карабарис еще только моргал, силясь рассмотреть, кого принесла нелегкая, а пальцы уже взводили курки.

– Петя? Живой? – хрипло выдавил старший Джанкович.

Потемкин вымотался до полусмерти. На риторический вопрос он лишь кивнул.

– А мы тебя ждали…

Ныла рука, подгибались ноги. Алексей присел на небольшой камень и жестом попросил воды. Карабарис зашарил по сложенным у лежанки вещам.

Через минуту содержимое фляги исчезло в пересохшей глотке лжедервиша.

Потемкин громко выдохнул и повернулся к брату.

– Какого черта вы поперлись на другую сторону? Что это за хрен, кто тебе лапшу тут на уши вешал? Ты что, совсем маленький? На развод банальный повелся?!

– Чего? – Барис не понял и половины услышанного. Лицо его нахмурилось, уголки рта опустились. – От тебя человек пришел…

Алекс скривился.

– Где этот посланник? Откуда я его мог знать?

Глаза собеседника сверкнули в гневе.

– Это не ко мне… У тебя здесь хватает… знакомых, – он полез в пояс, быстро нашарил там что-то и протянул брату.

Алекс удивленно замер, разглядывая маленький серебряный крестик на ладони Бариса.

– У меня такой же, – хрипло подтвердил догадку арамбаши. – Отец подарил… Когда увидел, то мог ли я сомневаться?!

Потемкин вспоминал, куда он дел крестик. Перед операцией снял. Это точно. Дервиш с христианским крестиком – перебор… Но куда упрятал?

– Человека-то этого… который от меня пришел… Якобы… Кто раньше, может, видел?

Карабарис повернулся к отряду и громко повторил вопрос. Парни разводили руками и отрицательно мотали лохматыми головами.

– Чертовщина… – Алекс почесал затылок. – Вспомнил! Я ж крестик в деревне, в доме, в сундуке оставил!

– Точно?

Потемкин хмыкнул. Вроде, так!

Джанковичи молчали, обдумывая ситуацию.

– Придем – разберемся, – подвел черту арамбаши. – Рад, что выбрался.

Он вернулся к своей лежанке из нарубленных веток, поверх которых валялся скомканный плащ, улегся и прикрыл веки.

Потемкин взорвался:

– Крестик! Гонец какой-то! Ты объясни мне, какого черта ты этого турка, Айхана, не отравил, подсыпав яд во фрукты его, как мы уговаривались, а зарезал?!

Барис приоткрыл правый глаз.

– Это же понятно… Как я мог пропустить его смерть? Да и приятней своими руками-то…

– А я?.. Меня почему не предупредил?

Джанкович еле заметно хмыкнул краешками губ.

– Ты бы не согласился с таким планом… Риск…

Он снова закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.

Помедлив пару минут, выругавшись и выцедив сквозь зубы большинство известных ругательств, рядом рухнул Алекс. Усталость брала свое.

Это было странное забытье. Необычное.

С момента, когда спину излупил толстяк турок, чьей рабыней она была, Нелли часто теряла сознание. Обычно это были просто временные провалы, без картин, без воспоминаний, без каких-либо подробностей и впечатлений. Хлоп! Картинка погасла, боль отступила. Раз! Снова ноет спина и раскалывается мозг.

Но в этот раз что-то поменялось.

Она купалась в море, каталась на яхте вместе с дедом и Алексом, флиртовала с Бырловым. Потом – провал в черное никуда, возня в темноте, крики. Ее трясло, ворочало, спину то обжигал холод, то сжимали тиски горячего пламени. Хотелось кричать.

Сознание возвращалось рывками, обрывками.

Вот, над ней нагнулась рыжеволосая девушка. Ливка? Ливка!

Тут же снова вокруг разлилось лазурь Адриатики, пенный прибой ласкает затекшие ноги, камешки под тонким полотенцем покалывают спину. Рывок, и судорога потянула ее вниз. В пену, в бездну, в зев…

Девушка дернулась, окончательно приходя в себя.

Она лежала в незнакомом доме на невысоком деревянном помосте. Шерстяной плащ укутывал ноги, у изголовья присела ее давешняя знакомая. Рука сербки стирала испарину с ее лба.

– Очухалась? Умница, малявка.

Ко рту поднесли глиняный кубок с водой. Пить хотелось до одури.

Когда жажда отступила, девушка осмотрелась.

Низкие стены жилища были сложены из осколков камня, даже без применения раствора. Через щели в кладке кое-где проникали лучики света. Местами хозяева замазали дыры глиной, укрепили землей, но большая часть стены напоминало решето. Низкая деревянная кровать и колченогий табурет, убогий очаг, узенькое окошко, затянутое пузырем. Плоский потолок из необструганных досок, из-под которых свешивались корни растений, довершал картину.

– Где я?

Сербка усмехнулась.

– А ты где думала? – и сама же ответила. – У нас, в Гловатичах.

– Где?

Ливка убрала кувшин с водой, поправила подушку под боком израненной товарки и объяснила.

– Мне гайдук, который нас у турка отбил, серебра дал, чтобы я, значит, тебя выходила… – она поправила платок. – Обещал заехать, проверить.

Сербка еще раз промокнула быстро покрывающийся испариной лоб Нелли.

– А у нас никто с юнаками спорить не будет. Сказали, чтобы выходила, значит, выхожу, – она усмехнулась. – Сказали бы закопать, закопала бы.

Нелли передернуло. Сербка все так же улыбалась.

Алекс.

Возвращение я перенес неважно. Все-таки для таких авантюр тело еще не окрепло. Во время пешего перехода домой открылись вроде бы давно затянувшиеся раны на боку, раскровянилась рука. Состояние, как и самочувствие, было аховое. Даже, если точнее, хреновое совсем. Если бы не теплый лозовач, от которого попеременно хотелось то пить, то блевать, и который на время снимал боль, уж и не знаю, чем бы все закончилось.

Я уселся на лежанке. На лавке у входа дрых старый Мирко. Барис пропадал где-то.

Спать не хотелось. Нехорошие мысли отгоняли сон. И главным среди этих червоточин, разъедающих мозг, был вопрос о том, каким образом мой крестик попал в руки лжепосланника.