Ирен расценила это как предложение заключить мир и тоже надела шляпку и перчатки. Через несколько минут мы уже тряслись на сиденье омнибуса, увешанного рекламой.

Благоухание конюшни смешивалось с запахами от тележек уличных торговцев. На Шестой авеню царил хаос. Водитель омнибуса пробирался между экипажами и кэбами. Улицу наводняли ватаги юных сорванцов, грязных и оборванных. Они продавали карандаши, выполняли мелкие поручения и при малейшей возможности обшаривали карманы прохожих.

Я не сомневалась, что уличный шум слышен даже в мансардах на пятом этаже. Поскольку улицы были очень прямые, ничто не приглушало звуков и не замедляло движения людей, спешивших по своим делам.

– Ты что-то притихла, Нелл. – Голос Ирен перекрыл окружающий гам: ведь она была оперной певицей, и ее слышали в последних рядах. – Что ты думаешь о старом Готэме?[34]

Очевидно, Готэм – ласковое название этого самого грубого в мире города.

Я не собиралась выкрикивать критические замечания, так что просто пожала плечами, состроила гримасу и кивнула. Наверное, у меня был такой же безумный вид, как у наших попутчиков.

Мы вышли из омнибуса на неприглядную улицу, на которой расположились большие палатки и где возле каких-то странных дверей без стекол толпился народ.

– Вход на сцену, – пояснила Ирен, когда мы пробирались через все это столпотворение к спокойному переулку. – Они ждут, когда любимый актер выйдет после утренника.

Она огляделась, пытаясь сориентироваться. Я поняла, что ей знакома эта улица. Примадонна сделала глубокий вдох, не обращая внимание на запах еды, исходивший от лотков уличных торговцев.

– Ах! – воскликнула она. – Как похоже на Сефрен-Хилл в Лондоне! Ты вспоминаешь, Нелл, нашу первую квартиру, где мы там жили?

– Да, но не часто.

– Ты предпочитаешь жить во Франции?

– Я предпочитаю жить в Нёйи, этой очаровательной мирной деревушке, и мне нравится аромат сельских цветов.

– На улицах Нью-Йорка ты не найдешь «аромата сельских цветов», – пошутила подруга и взяла меня под руку, как бы оберегая и в то же время направляя.

Она вела меня вперед, ловко лавируя среди прохожих, и через несколько минут мы оказались у подножия лестницы. Ступеньки оканчивались невысоким бортиком, на котором стоял горшок с геранью. Разумеется, чахлой. Даже природа увядала в этой каменной теплице, которую они называли городом.

– Давно я здесь не бывала, – медленно произнесла Ирен, обращаясь скорее к себе. – Не знаю, что или кого мы здесь найдем. Быть может, только призраков. Но нужно же с чего-то начать…

Она стиснула мою руку, как бы желая придать мужества нам обеим, и мы вместе поднялись по лестнице и вошли в прихожую.

– Ирен, мне кажется, это…

– Меблированные комнаты. Весьма респектабельные. Старое театральное пристанище.

– Ни разу не слышала, чтобы слова «респектабельный» и «театральный» ставили рядом.

– В Нью-Йорке ставят, уверяю тебя, – ответила она строго. – Нелл, ты по своей воле входишь в мое прошлое, в мой мир. Надеюсь, как спутница, а не как суровый критик.

– Критик? Боже упаси.

– Раз уж ты упомянула Бога, то вспомни фразу: «Не судите, да не судимы будете».

Я была поражена: Ирен, которая никогда не упоминает Бога, цитирует Библию! От изумления я не находила слов. Замечание было справедливым, и мне пришлось принять его к сведению. Поскольку во время тяжелых испытаний в Париже и других местах я близко столкнулась с настоящим грехом, то утратила желание замечать его в ближних.

Сейчас Ирен вводила меня в святая святых. Не по своей воле, а потому что, по какой-то непонятной причине, я была ей здесь нужна. Итак, я не стану высказывать собственное мнение и приберегу его для дневниковых записей.

Между тем подруга наблюдала за мной, как полицейский, подозревающий, будто я украла яблоко с лотка уличного торговца. Я была вынуждена кивнуть в знак согласия, зная, что теперь часто придется прикусывать язык (а мой язык был к этому непривычен). Но здесь чужая территория, и такова плата за то, что я ступила на нее вместе со своей самой дорогой подругой.

Мы прошли мимо подобия секретера, встроенного в стену. В нем размещались пронумерованные ячейки, откуда торчали письма и газеты. Затем мы достигли лестницы, ведущей на верхний этаж.

Между лестницей и стеной была дверь, и Ирен постучала в нее, словно имела на это право. Ответом ей было молчание. Она постучала снова, и на этот раз дверь открыла… миссис Хадсон, седовласая старая шотландка в белом чепце. Это она впустила мне в дом 221-б по Бейкер-стрит (я покраснела, вспомнив тот визит), когда у меня были все основания туда наведаться и сунуть нос в чужие дела. Я чуть не вскрикнула от удивления. Нет, конечно, это не миссис Хадсон, но леди того же типа. Удивительно, как похожи привратники во всем мире – начиная с женщин, стерегущих двери частных домов, и заканчивая мужчинами, приставленными к входу общественных зданий.

– Добрый вам день. И к кому же я имею честь обращаться? Миссис?.. – заговорила Ирен с сильным ирландским акцентом.

– Макджилликади.

– Итак, миссис Макджилликади, – продолжила примадонна, словно это был ее выход в первой сцене спектакля, – я раньше жила в этом доме. Мы с подругой вернулись в город через много лет. Я надеюсь, что здесь еще остался кто-нибудь из старых знакомых.

– Уж не ирландского ли тенора вы разыскиваете, мисс?

Ирен не стала уточнять, что она «миссис».

– Почти угадали. Мне хотелось бы найти своего кузена. У него всегда были способности к музыке, но он не пел, а играл на инструментах.

– Значит, свирель и флейта?

– Барабан.

– Барабан?!

– Не знаю, давно ли вы здесь живете, миссис Макджилликади, но он славился своим талантом еще мальчонкой. Крошка Тим – не припоминаете?

Тут квартирная хозяйка рассмеялась, как клоун в цирке, – громко и от души.

– Но это было более двадцати лет назад, милочка!

– Время летит, мадам, и мы не молодеем. Значит, он здесь больше не живет?

– О, мистер Тимоти Флинн здесь, но теперь ему не до барабанов. Товары для мужчин – разве вы не в курсе?

– Теперь в курсе, – сказала Ирен с плутовской улыбкой. Оказывается, у нее ямочки на щеках, а я никогда прежде этого не замечала! – А сейчас он случайно не дома?

– Я не слежу за тем, как мои жильцы приходят и уходят, мисс, но у него комната номер девять, на верхнем этаже. Вы с подругой можете просто постучать в дверь. Так поступаю и я, когда захожу за квартплатой.