Но как же быстро сработала эта ла’Гарда с ее помощником! Они не просто нашли мне новую семью для того, чтобы я не смотрелась «сироткой». Они разыскали моего настоящего отца. Того самого, кого в базе личных дел нашел Ланс.

И мало того, что он жив-здоров, – он член Сената и живет в небесных апартаментах… Ну почему моя мечта вдруг воплотилась так резко, так насильно и совсем не так, как я себе это представляла?

Я оглядела апартаменты, пытаясь представить, как буду жить здесь. Но не с фальшивым отцом, которого я семнадцать лет своей жизни считала мертвым, а одна. Как распоряжаюсь всем этим имуществом. Ну и, конечно, как плачу за все это своими собственными баллами, а не пользуюсь за чужой счет неизвестно на каких правах.

…Я остро ощутила себя бездомной. Третье жилье за три дня. И что меня ждет дальше?

Гигантская главная комната открывала вид на половину Циона, стену и туманное, неопределенное пространство за ее пределами. Я никогда не бывала так высоко, но даже отсюда рассмотреть, что там за стеной, не получалось. Дымка ли это, облачность или обман перспективы? Слишком далеко.

Из общей комнаты я свернула в коридор налево и дошла до конца. Бежевый ковер шуршал под моими туфлями, светлые стены, украшенные тонкими полосами золота, слепили. Я не привыкла к таким марким интерьерам: здесь тронь стену – оставишь след. Серая жирная краска, пусть и уродливая, куда более практична. Я толкнула дверь в комнату, которую ли’Бронах определил моей спальней, и чуть не ахнула. Помещение было куда больше той комнатушки, в которой мы с мамой жили на авеню ли’Фош, и окна здесь были как в гостиной – широкие, на пол-Циона. Я откинула легкие газовые занавеси и прильнула к стеклу. Обернулась. Если лечь на эту мягкую высокую постель, то будет казаться, что я тоже парю вместе с этой высоткой.

Дверь в мою ванную – мою личную ванную! – вела прямо из спальни. Плитка под ногами напоминала медовые соты: шестигранная, темно-желтого цвета, она украшала и пол, и стены. Я невольно содрогнулась, вспоминая растрескавшийся бело-зеленый кафель общих ванных, об который было так легко порезаться. В ванной было даже светлее, чем в комнате: над головой я обнаружила стеклянный скошенный потолок. Наверное, именно ради вида на облака посреди помещения красовалась белоснежная ванна на бронзовых лапах – и это в дополнение к душевой секции и к двум (зачем же столько?) раковинам, вделанным в мраморную столешницу. Я провела пальцем по кромке ванной: белоснежная чаша так и звала искупаться. Я видела такие только на картинках и думала, что подобная избыточность осталась где-то во временах империи. Я и мечтать о такой личной ванной не могла, ни за какие баллы.

Обратно в главную комнату я вернулась медленно. Собственная спальня и отдельная ванная, в которой я могла проводить столько времени, сколько хочу, без чужих взглядов и разговоров в самый неподходящий момент, – все это казалось нереальным. Наверное, я сейчас моргну, и все исчезнет. Тем более что все это и так не мое…

Заглянув в другой коридор, я нашла кухню. Обогнув начищенную стойку, я несмело погладила хромированный угол печи для булочек, изогнутую ручку холодильника и округлый прибор с чашками, о предназначении которого я могла только догадываться. Чтобы содержать у себя собственную кухню, нужно платить немалый налог. А чтобы разместить у себя каждый предмет этой техники, нужно заплатить еще больше.

В холодильнике я нашла с десяток дневных рационов. Но датой они помечены не были, и внутри виднелись совсем незнакомые продукты. Никаких порошковых смесей или пюре, которые следовало разводить горячей водой, а целые куски мяса, яркие овощи и злаковые гарниры. «Живое» ли это мясо или соевое? Если уж у сенатора такой выбор продуктов, то и мясо, скорее всего, настоящее… Ли’Бронаху не только доставляли рационы – это были любые продукты, в любом объеме. Еще я отыскала сыр, хлеб, несколько десертов и фрукты, а от разнообразия последних у меня чуть голова не закружилась. Какие уж там груши или яблоки с частных лотков… Здесь были и крошечные бананы, и ананасы, и виноград, а еще множество цветных плодов, названий которых я знать не знала. Сколько же стоит каждый такой фрукт, который я в жизни не видела? Я взяла круглый желто-зеленый плод в руку и легонько сжала в ладони. Кажется, его следовало чистить, и я, умирая от голода, отыскала нож и принялась срезать кожуру. Фрукт оказался таким сочным, что я тут же закапала его соком и стойку, и пол, и собственное платье. Ничего слаще я, кажется, в жизни не ела.

Наскоро протерев стойку салфеткой, я выбрала еще один рацион и тут же его открыла. На всякий случай я подняла комм, чтобы свериться с балльным счетом – что, если за каждый такой контейнер с меня каким-то образом автоматически снимают баллы? Но экран тревожно мигнул, а в динамике что-то щелкнуло.

– Это снова ты? – испугалась я.

На той стороне снова щелкнуло.

– Ты одна?

Опять этот парень…

– А тебе какое дело?

– Одна или нет?

– Одна.

– Отлично.

– Не знаю, что ты в этом нашел отличного…

– Значит, так… Не знаю, как у тебя, но у меня комм фонил все это время.

– Опять ты слушал?

– Хотел бы и не слушать, да пришлось. Не перебивай. Вот что нужно сделать: пойдешь сегодня в ремонтную мастерскую на ла’Валл, там спросишь ли’Марра…

Я оборвала его прежде, чем он успел закончить:

– Не пойду я ни в какую ремонтную мастерскую. Мой комм только-только починили, а что в этой мастерской мне скажут про все эти несанкционированные сеансы связи?.. И главное, сколько баллов мне снимут?..

– Да иди ты со своими баллами.

Я швырнула салфетку в мусорное ведро. Спорить про баллы с неизвестным я точно не собиралась.

– Это мои баллы. И моя жизнь. Я не пущу ее под откос только потому, что ты мне так сказал. И какого терминала ты раньше не объявился? Собирал на меня досье?

– Мне плевать на тебя и чем ты там занимаешься. Нельзя, чтобы нас слышали. Чтобы кто-то заметил, что у тебя не в порядке комм. Но ли’Марру я доверяю. Потому и говорю: иди к нему на ла’Валл и…

– Почему нельзя? Чего ты боишься?

На той стороне повисла тишина.

– Эй, я тебя спросила! Я даже имени твоего не знаю…

– Ниил. Меня зовут Ниил, – нехотя отозвался парень.

Я кивнула:

– Отлично, Ниил, почему нельзя, чтобы