— Есть только то, что есть в меню.

— Тогда принесите, пожалуйста, только сэндвич с лососем.

— Его нет.

— Тогда брускетту с оливками.

— Оливки закончились.

— Тогда картошку фри.

— Придется подождать минут сорок.

— Вы ее будете убивать, ощипывать, потрошить и только потом жарить?

— Что-о-о? — теперь официантка смотрела на меня хотя бы удивлением.

— Ну, картошку. Вы сказали про сорок минут. Видимо, за это время ее нужно поймать, свернуть ей шею, а сами понимаете, пока на картофелине шею найдешь…

— Маш, — проникновенно проговорил Евгений. Что характерно, табличка на груди у официантки говорила, что зовут ее “Света”. — Маш, принеси нам бутерброды с ветчиной, пожалуйста, виски и бутылку колы.

— Кола закончилась.

В ответ Евгений жестом фокусника извлек из сумки литровую пластиковую бутылку и водрузил на стол.

— Часть проведешь по кассе как остатки, часть по прейскуранту коктейлей сразу себе заберешь.

— Наличными платить будешь? — голос у Маши-Светы изрядно потеплел.

— Конечно, — кивнул Евгений.

— Хорошо, а то терминал для карт опять сломался, — пробормотала официантка, отступила и затерялась в тенях.

Господи, куда меня вообще занесло, а? Я внимательно огляделась по сторонам, вцепившись в край стола так, что пальцы побелели. Вокруг почти никто ничего не ел. Зато там пили. Активно пили, если судить по батареям пустых стаканов и бокалов. Ну, или в обязанности здешнего персонала входила только доставка напитков на стол, а вот грязную посуду забирать — это уже слишком сложно. Некоторые посетители воровато засовывали руку под стол и вытаскивали из сумок и рюкзаков на коленях чипсы или орешки, закусывая напитки. Официантки делали вид. что ничего не замечают.

Часть гостей выглядела примерно как я. Обычная одежда, свитерки, джинсы, теплые осенние платья… Другая часть будто явилась из прошлого. Перчатки до локтей, вуали, кружевные рубашки, длинные шелковые подолы, изящные шляпки, курительные трубки…

—Тут какой-то особый дресс-код? — спросила я у Евгения.

— Нет, — ответил он, задумчиво складывая из салфетки кораблик. — Каждый одевается так, как считает уместным.

— Уместным для чего?

— Для того, чтобы послушать стихи, — он удивленно посмотрел на меня, приподняв брови, и я почувствовала себя очень приземленной, бездуховной личностью, которая решила прийти слушать стихи, не сгоняв предварительно на машине времени к знакомой модистке на сто лет назад.

— Если бы сказал, что надо одеться нарядно… — начала было я.

Но Евгений тут же перебил:

— О, не волнуйся. Ведь одежда — это же фантик, обертка, наносное. Главное — то, что в душе.

И возвышенным жестом прижал руку к груди.

“Дзынннь!”, — где-то за нашей спиной упал на пол и разбился стакан, кто-то выругался, впереди за столиками захлопали, а на сцене вдруг появился молодой мужчина в черном костюме. Он щурился и морщился от света прожектора. И на Линор Горалик был не слишком похож, надо признаться.

— Не волнуйтесь! — крикнул кто-то из зала. — С каждым из нас это случалось в первый раз!

— Правда? — поинтересовался мужчина. Очень удивленным приятным голосом. — А… что нужно делать?

— Начните со своего любимого стихотворения!

— Хм, — мужчина одернул манжеты пиджака, чихнул в микрофон и сказал:

поэт не может быть счастливым

тогда он сразу не поэт

и он от этого несчастен

и снова он поэт тогда(с)

Молчание было ему ответом.

— Ну, или вот этот… Он прямо про меня!

как только в фотоаппарате

совсем кончается заряд

так обязательно навстречу

бежит нудистка или лось(с)

Молчание стало таким тяжелым, что его, наверно, можно было резать и накладывать на хлеб вместо закончившихся оливок. А мне почему-то стало невообразимо смешно. Нудистка или лось идеально вписывались в здешнюю атмосферу возвышенного безумия. Поэтому я положила голову на скрещенные руки и принялась глухо ржать в рукав.

— Инна, — послышался голос Евгения через пару минут.  — Ты в порядке?

Я всхлипнула от смеха в последний раз и подняла голову.

— В порядке. Просто… прям до сердца пробирает.

— Вот ЭТО? До сердца? — Евгений выглядел таким оскорбленным, как будто я шлепнула его по лицу бутербродом, блюдо с которыми нам как раз принесли.

— Ммм… ты же, вроде, понимал шутки? — я посмотрела на сцену. На ней никого уже не было.

Евгений вздохнул и заправил за ухо длинную челку. Аккуратно, двумя пальцами взял с тарелки с бутербродами листик салата и начал его задумчиво жевать. Теперь он стал окончательно похож на эльфа. Даже кончики ушей в полумраке казались слегка острыми.

Молчание затягивалось.

— Кхм, — сказала я и с опаской взяла бутерброд. Откусила кусочек. Не самый худший бутерброд в моей жизни, надо сказать. Кроме ветчины там обнаружился еще соленый огурец и петрушечка. Уфф. После показательных выступлений Маши-Светы я бы не удивилась, если бы нам принесли бутерброды без хлеба. А что? Вдруг бы он тоже закончился?

Евгений еще раз вздохнул и томно посмотрел на потолок. Я на всякий случай тоже задрала голову. Но не обнаружила там ничего интересного.

Тем временем на сцене воздвигся очередной поэт, бледный, в рубашке с воротником-стоечкой и с белыми дредами по плечо, чем-то неуловимо напоминающий швабру-самовыжималку. Он пару раз щелкнул по микрофону, покряхтел и невнятно извинился за предыдущего оратора. Я так и не поняла, что там было: то ли зависть к собрату по поэтическому цеху, то ли что-то у них с программой вечера не задалось.

Затем он начал мерно и усыпляюще нудеть без рифмы, и мне захотелось спать.

— Скажи, — я осторожно ткнула в рукав Евгения, который как будто завис. Ничего не ел, не пил контрабандную колу, даже виски на дне пузатого стакана не трогал и лишь периодически тяжко вздыхал. — А Линор… она когда будет?

Евгений подцепил ногтем край манжета, оттянул его и уставился на часы.

— Еще человека три-четыре выступят… А потом уже она.

— Это типа как разогрев у рок-групп? Сначала всякие неудачники выходят, а потом уже приглашенная звезда?

Тут Евгений поперхнулся и укоризненно заметил:

— Вообще-то мои стихи тоже есть в сегодняшней программе.

— Ой, извини, — я почувствовала, что краснею, и уставилась в тарелку. Ну вот. Поэта каждый обидеть может. Неудобно-то как получилось, а… Тут бы мне и промолчать, но я зачем-то спросила: