– Барышников обнаружен мертвым около своего дома. Он убит по пути на работу.

– Кто занимается расследованием? – спросил Рогожин первое, что пришло на ум.

– СМЕРШ, прокуратура, все там.

– Почему его обнаружили так поздно? – полковник не мог понять, как ему лучше поступить: выехать на место происшествия или сосредоточиться на подборе нового кандидата.

– Его вообще случайно обнаружили. Утром пацаны перед школой зашли покурить в разбомбленный дом, а там он лежит. Ножевое в спину.

«Не надо мне никуда ехать, – решил Рогожин. – Без меня разберутся».

Он отдал дежурному необходимые распоряжения и вернулся в кабинет. Через час ему на стол положили личное дело очередного кандидата. Не задавая лишних вопросов, Николай Сергеевич открыл лист с анкетными данными и оторопел.

– Вы в своем уме? Ничего больше не придумали, как бабу мне подсовывать?

– Товарищ полковник, – вкрадчиво начал кадровик, – с этой «женщиной» надо побеседовать, и тогда вам станет понятен наш выбор. Это, так сказать, не совсем обычная женщина.

* * *

Евгения Галушко родилась в 1912 году в бедной крестьянской семье в Тверской губернии. При крещении родня хотела назвать ее Глафирой, но мать настояла на редком и красивом имени Евгения. Потом, когда с девчонкой стали твориться нелады, родственники попрекали мать: «Нельзя называть девку мужским именем. Отсюда все беды!»

Лет до семи Евгения ничем не выделялась среди сверстников. Когда же настала пора идти в школу, то мать обратила внимание, что у дочери совсем нет платьев. Потребности в них не было – Евгения донашивала вещи за старшими братьями и всегда была одета, как мальчик.

С началом Гражданской войны по деревням прокатилась эпидемия сыпного тифа, и в качестве меры профилактики всех детей остригли наголо. Со временем девичьи прически вернулись к нормальной длине, но Евгения продолжала коротко стричься. Косы и ленточки были ей неведомы.

В период полового созревания, когда у девочек исчезает детская угловатость и появляются приятные мужскому взгляду округлости, Евгения Галушко ничуть не изменилась: грудь ее оставалась плоской, а бедра узкими и тощими. Месячные, начавшиеся в четырнадцать лет, в тот же год и закончились. Родители девочки были обеспокоены ее странным развитием, но старались не подавать виду: мол, подрастет, и все наладится. Остальные жители деревни так не считали и перешептывались, что Женька Галушко – девка бракованная, замуж такую никто не возьмет.

К пятнадцати годам Евгения фигурой, прической и грубыми чертами лица больше напоминала некрасивого парня, чем девушку. Друзей и подруг у нее в деревне не было. Мальчишки, к обществу которых она так тянулась, не принимали ее в свой круг. К девушкам она не тянулась сама. Интересы не совпадали.

Весной 1927 года умер отец Евгении. Старшим в семье стал девятнадцатилетний Иван.

Справив по почившему отцу сорок дней, Иван собрал семейный совет, на котором огласил свое решение: или Евгения выходит замуж и покидает семью с приданым, или пусть убирается на все четыре стороны. Мать стала возражать, но Иван был непреклонен.

– Ты посмотри, кого родила! – кричал он на мать. – Это же не баба и не мужик, это не понять кто! Жучка (обидное прозвище Евгении), убирайся из хаты, я тебя даром кормить не намерен!

– В город поезжай, сердешная, там найдешь, где притулиться, – поддержала Ивана бабка, мать отца. – Нина, дай ей хлеба на дорогу, да пусть отправляется с богом. Нам лишний рот ни к чему.

Так, в пятнадцать лет, неграмотная, совершенно незнакомая с городской жизнью, Евгения очутилась в Твери. Девчонке не дали пропасть комсомольцы с Тверского вагоностроительного завода. Они устроили Женю в сборочный цех, пробили место в общежитии, заставили пойти на курсы ликвидации безграмотности.

В Твери у Евгении Галушко не было личного времени, ее целиком поглотила общественная работа. В 1935 году она стала освобожденным секретарем комсомольской организации завода, еще через год вошла в бюро обкома ВЛКСМ. Активная общественная жизнь компенсировала Евгении полное отсутствие мужского внимания – для лиц противоположного пола она была просто комсомолкой, лишенной определенной половой идентификации, этаким средним родом.

Сама Евгения внешне не тяготилась ролью асексуального существа, наоборот, она всячески подчеркивала свое презрительное отношение к любым вопросам, касающимся взаимоотношений между полами. В восемнадцать лет она сменила фамилию и имя на «Кабо», а в графе отчество стала ставить прочерк. Вежливо называть девушку Кабо ни у кого язык не поворачивался, так что для всех бывшая Евгения Галушко стала просто «товарищ Кабо». Слово «товарищ» в коммунистическом лексиконе половой идентификации не имеет, а имя-фамилия Кабо (производное от клички сталинского сподвижника Камо) может принадлежать как мужчине, так и женщине. Что же на самом деле творилось на душе у бесполой комсомолки, никто не знал.

Война застала Кабо в должности второго секретаря Гомельского горкома ВЛКСМ.

* * *

– Я вижу в ее биографии небольшой пробел. Она не попадала под Гомелем в плен? – спросил Рогожин, изучая личное дело Кабо.

– Вряд ли, – усмехнулся Васьков. – Вспомните 1941 год, товарищ полковник. Немцы без разговоров расстреливали партработников, евреев и всех, кто не вписывался в расовые теории Гитлера. Она, – кадровик постучал по фотографии в личном деле, – с нацистской точки зрения – человеческий брак, средний род: не мужчина и не женщина. Если бы она попала в плен, то ее либо ликвидировали на месте, либо отправили в концлагерь, где немцы делают эксперименты по смене пола. Живой бы она в любом случае не вырвалась.

– Согласен. Что дальше?

– После разгрома наших войск под Гомелем она выходит в расположение частей 21-й армии. Ее наскоро проверяют и зачисляют в политуправление 67-го стрелкового корпуса. Далее она, уже как офицер Красной армии, в составе корпуса участвует в обороне Киева, в наступлении на Харьков и отступает к Сталинграду. Здесь с ней происходит неприятная история. Она подралась с одним из офицеров своего же политуправления.

– Хорошенький кандидат, ничего не скажешь! – Рогожин велел принести чай и бутерброды. Обед на сегодня откладывался. – Причина драки?

– Офицер, из новичков, за глаза назвал ее гермафродитом.

– Слова-то какие знает! Из интеллигентов, поди?

– В ее личном деле об этом ничего не сказано. Разбором инцидента занималось политуправление 21-й армии. По результатам служебного расследования Кабо направили для дальнейшего прохождения службы в тыловые части, а ее обидчика – на передовую.

– А не увильнула ли она таким нехитрым способом от боев в Сталинграде?

– Непохоже. За драку могла бы под трибунал угодить или в штрафную роту.

– В какую штрафную роту! – вмешался помощник Рогозина. – Она все-таки баба, кто ее к мужикам отправит? Или ты слышал что-то о женских штрафных ротах?