Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не воевал папа, – оторвался от бумаги Петя.
– Ты пиши: «С ветераном Первой мировой. Весь советский народ с радостью встречает годовщину победы над фашистской Германией. А закончил я войну на Дальнем Востоке в 1946-м, принимал участие в разгроме милитаристской Японии». Понимаешь, зачем про сорок шестой год пишем? Даем Пельше таким образом возможность успеть к юбилею. Пиши дальше: «Я ветеран. Меня гоняют из инстанции в инстанцию, а у меня раны, я потерял здоровье на войне. Я простой советский рабочий». Ведь ты же банщик, значит, рабочий, не служащий, правильно? Пиши дальше: «Надеюсь на ваше политическое чутье и партийное чувство справедливости. С надеждой, Петр».
– Это письмо для вида, для соблюдения формы, а на самом деле все уже делается. Тебе придет ответ из Моссовета. От Пельше самого ответ не придет, будет письмо именно из Моссовета. Когда получишь письмо, идти туда не надо. Вначале надо будет решить денежный вопрос, уже после этого пойдешь в Моссовет. Вот мой телефон. Получишь ответ – звони.
Через месяц-полтора звонит Петя: приходите срочно.
На этот раз я пошел один. Петя мне показывает письмо из Моссовета: «Вам выделена двухкомнатная квартира. По всем вопросам обращайтесь в кабинет № 117». Надо же – сработало, даже проверять ничего не стали!
– Я ж тебе говорил, что все будет сделано.
– Какой ты большой человек! – сказал мне Петя с уважением.
– Я не большой человек. Но связи есть.
– Короче, сколько?
Я взял с него копейки и кабак для всей компании. Через какое-то время Петя звал на новоселье, но я не пошел. Но с тех пор я стал его ближайшим другом и получал обслуживание по высшему разряду. Потом Петя по возрасту работать банщиком уже не мог, старый стал, и устроился там же в бане сторожем. Он мне всегда наливал, когда я приходил, и я никогда не отказывался, чтобы не обидеть старика.
История о том, как Сева на ледник ездил
Ребята с геофака предложили мне поехать с ними в экспедицию на ледник. Я был на тот момент безработный, идея показалась интересной. Все – друзья-товарищи, географы.
– Получишь удовольствие. Почему не съездить? И платят прилично, – сказал Миша Пастухов, полевой управляющий ледниковой экспедиции.
Нашу группу из четырех человек на вертолете доставили на Марухский ледник рядом с Марухским перевалом через Большой Кавказский хребет на Северном Кавказе. Высота три тысячи метров. В наши задачи входило измерение скорости движения ледника и лавинных конусов, составление температурного профиля. Это называется гляциология, наука о ледниках. Изучение ледников – это инструмент, который позволяет совершенно четко судить о глобальном изменении климата. Ледники хранят историю климата прошлых времен. Мне всегда эта тема была интересна, еще со времени, когда я учился.
Стационар, в котором жили прошлые экспедиции, снесло лавиной, и нам пришлось обустраивать временный лагерь. Мы вырубили в леднике яму, застелили ее досками, сверху поставили палатку. Спали в пуховых спальниках. В спальнике не холодно, но когда встаешь утром – отрываешь от бороды сосульки. Все во льду, температура минус двадцать пять, но моча на ветру не застывает. У нас была специальная площадка для испражнений, чтобы не весь ледник загадить. Каждый день дневальный готовил тушенку и гречку. Гречку варили на кусках сухого спирта. Скоро я понял, что долго на таком рационе не протяну.
– Ребята, мы так сдохнем с голоду, – говорю. – Надо все-таки есть по-человечески.
А когда мы прилетели, летчики вместе с нашей выгрузили тушенку для следующей экспедиции. И мы съели тушенку и следующей экспедиции тоже.
Мое любимое занятие было во время ежедневного обхода реек на леднике подняться на перевал по леднику выше облаков и на газовой плиточке сварить себе кофе. Сидишь, под тобой – облака и лед, над тобой – космос. Впереди Эльбрус – и больше никого, только ветер. Или иногда буришь рейку в трещине ледника, завернешь ледобур покруче, повиснешь на веревке в трещине и закуришь. На тебя водичка капает, сверху голубая полоска неба, и слышно, как ледник живет, дышит. А ледник – это, между прочим, живое существо. Пробыл я там восемь месяцев. В результате выяснилось, что мы съели больше, чем заработали, потому что у нас вычли стоимость лишней еды из зарплаты. Ничего я не получил. Хорошо хоть, что спирта было много.
1
Семен Григорьевич настойчиво требовал, чтобы Женя устраивалась на работу. После декретного отпуска она на работу в лабораторию выходить не планировала. Отцу не нравилось, что она «ничего не делает» – уход за ребенком и учеба в университете, очевидно, делом не считались.
– Я ищу и не могу найти. Ничего нет подходящего, – говорила Женя.
– Не важно, какая работа. Везде объявления висят, что требуются люди. Хоть контролером в метро. Не хочу, чтобы моя дочь жила тунеядкой. Главное, надо работать, – сердился папа.
Женя начала суетиться, искать активнее. Маша Шахова работала в институте психиатрии и предложила место у себя в Ганнушкина, работать у профессора Шацкого в 19-м отделении. Том самом отделении, где Сева провел три дня после своего прыжка в метро. Женю взяли на должность координатора по связям с Фармакологическим комитетом Академии меднаук, а также непосредственно с производителями советских препаратов. В отделение давали множество препаратов на апробацию, как западных, так и советских.
– На базе нашего отделения создан отдел психофармакологии. Это совершенно уникальный отдел! – с восторгом произнес Петр Яковлевич Шацкий, заведующий отделением. – Клиническая психофармакология у нас в стране делает, по сути, первые шаги. Психиатры пока недостаточно в ней понимают: не разработаны показания к новым препаратам, неизвестны механизмы их действия, каковы побочные эффекты и осложнения. Но я твердо убежден: за психофармакологией – будущее психиатрии.
Шацкий несколько раз энергично кивнул в подтверждение своих слов. Он напоминал Жене Бетховена – непропорционально большая голова, короткая бычья шея, грива темных, спутанных волос, высокий лоб. Но главное – взгляд. Взгляд у профессора был непростой. Маша рассказала, что все врачи в Ганнушкина постоянно ставят диагноз друг другу и вообще всем окружающим, даже тем, кого они видят пару минут, такая у них то ли привычка, то ли игра. «Интересно, и какой диагноз он мне поставил? – подумала тогда Женя. – Святая простота, это несложно».
– …Поэтому, деточка, ваша работа очень важна для отделения.
– Женя, Петр Яковлевич. Меня зовут Женя.
– Да, да, конечно. Новые психотропные препараты синтезируются на Западе чуть ли не каждый месяц. Мы зависим от этих препаратов. Вам надо в комитете сразу же установить хорошие отношения. Но с этим у вас проблем не будет: разговаривайте с ними вот так, как вы сейчас со мной говорите, – внимательно, серьезно и доброжелательно. Вы им непременно понравитесь.
В отделение поступал заказ, или их извещали, что появились новые препараты. Женя созванивалась и ехала в комитет их получать.
