На пороге кабинета появился Минц. Тут же, откуда ни возьмись, нарисовались санитары. Больных вокруг Жени как ветром сдуло, каждый направился с безразличным видом по своим делам.

Передав Минцу бумаги, Женя собралась уходить.

– Женечка, пожалуйста, не говорите ничего Петру Яковлевичу о наших веселых ребятах. Ничего же не случилось, – попросил ее Минц.

– Ну, наши грустные ребята не случайно здесь находятся, да еще на острой половине, – покачала головой Женя. – А вот санитары меня удивили. Они как будто специально оставили меня наедине с возбужденными больными.

Санитаров Женя не любила. Недавно она зашла с поручением в отделение старческого слабоумия. Коридор был пуст, в палатах тоже никого. Она прошла дальше. Рядом с душевыми санитар выстроил старушек в ряд и велел им задрать больничные рубашки. Они послушно подтянули подолы к подбородку, под рубашками они, конечно, были голыми. Санитар пустил по ним струю из шланга. Потом он потребовал, чтобы они повернулись к нему спиной и опять обдал их водой.

– Что же вы делаете? – крикнула Женя.

– А ну пошла отсюда! – И санитар мотнул шлангом в ее сторону, едва не окатив струей воды.

Она тут же вернулась к себе в отделение и пожаловалась на «садиста» Шацкому. Выслушав Женин взволнованный рассказ, он лишь кивнул и занялся своими делами; в институте катастрофически не хватало санитаров, их ценили на вес золота. И сейчас Минц постарался замять инцидент.

– Ну что вы, Женечка! Ребята просто вышли покурить, – сказал он и посмотрел на нее просительно. – Но вы молодец, держались удивительно хорошо. Спокойно, не теряя самообладания. Мне кажется, вам надо серьезно подумать о будущем в психиатрии. Вы уже решили, куда пойдете работать после защиты диплома? Наше отделение откроет перед вами блестящие возможности. Вы при желании сможете быстро защититься. У нас ведь что ни новый препарат, то диссертация: галоперидол – диссертация, тизерцин – диссертация, френолон – диссертация…

Шацкий предложил Жене взять на себя материальную ответственность за отделение, включая препараты. Кроме того, он хотел, чтобы она теперь работала в кабинете вместе с ним. Посоветовавшись с Севой, папой и Машкой, Женя отказалась.

– Ты с ума сошла? Если что-то пропадет или будет сломано, а ведь это психиатрия, тебя как материально ответственную отдадут под суд. Это и тюрьмой может закончиться. Не соглашайся, – сказал Семен Григорьевич.

– Шацкий любит худосочных блондинок с голубыми глазами. Ты можешь сделать потрясающую карьеру, – многозначительно сказала Машка.

Женя стеснялась своей худобы и мечтала поправиться хотя бы на несколько килограммов. Для этого она даже ходила регулярно сдавать кровь, потому что слышала, что это каким-то образом замедляет быстрый метаболизм. Ничего не помогало, она все равно оставалась очень худой. Намеки Маши ей не понравились.

– Мне папа не рекомендует. Это слишком большая ответственность, – сказала Женя Шацкому.

– Вот как? Вам заведующий отделением предлагает повышение, а папа не разрешает? – Шацкий разозлился, к отказам он не привык.

Через короткое время он сослал Женю в лабораторию и забрал у нее ведение препаратами. В лаборатории Женя чувствовала себя белой вороной, на нее не смотрели, работы не давали и едва с ней здоровались. Она уволилась.

2

В июне Женя защитила диплом. На защиту Сева позвал всех своих друзей. Ее подруги тоже привели людей с других кафедр. В аудиторию, где обычно проходили защиты, набилось столько народа, что людям негде было сидеть, и некоторые устроились на ступеньках. На собственную защиту Женя прибыла с опозданием, потому что дома в ее сборах принимала участие вся семья.

– Ты слишком яркая, слишком бросаешься в глаза. Ты сама этого не понимаешь, но людей это раздражает. На защите диплома не стоит выделяться, надо выглядеть скромнее, – уговаривала ее Елизавета Львовна.

Женя перемерила весь свой и Танин гардероб, но на любое ее предложение мать и сестра говорили: «Это платье не подходит, оно тебя слишком обтягивает. Юбка не та, слишком короткая. В этой блузке идти нельзя, слишком грудь торчит».

Наконец Елизавета Львовна достала из глубин шкафа свой старый костюм болотного цвета с широкой бесформенной юбкой.

– Это не юбка, а мешок. А оттуда торчат мои тоненькие ножки. – Женя рассматривала свое отражение в зеркале с отвращением.

– Не придумывай, нормальные ноги. Так, теперь надо что-то придумать с волосами.

Мама причесала Женю как героиню Марецкой из старого фильма «Сельская учительница» и, отойдя на несколько метров, села на стул, видимо, оценивая ее с точки зрения экзаменаторов.

– То, что надо. – Она осталась довольна результатом. – Сева, а ты как считаешь?

Сева внимательно осмотрел Женю со всех сторон.

– Мать права. Поскромнее – это правильно. – Это был единственный раз, когда он согласился с Елизаветой Львовной.

Благодаря или вопреки костюму, но Женя защитилась и получила оценку «хорошо».

Надо было искать работу. Муж маминой племянницы Николай работал в московском комитете партии, и очень редко, только в исключительных случаях, когда папиных связей не хватало, Прейжнеры обращались к нему за помощью. Теперь, когда у Жени был диплом университета, Семен Григорьевич позвонил Николаю. Он сказал, что специальность получена хорошая, теперь бы найти правильное место работы в Москве.

Николай быстро откликнулся, дал телефон и адрес. Место называлось «Московская лаборатория по проверке степени очистки воды».

Лаборатория была особой, там проверяли степень очистки воды в отдельно взятом районе Москвы – в Кремле. Попасть туда можно было только по исключительному блату. Организация располагалась на Моховой, рядом с музеем Калинина.

Женя пошла знакомиться. Обстановка на будущем месте работы привела ее в уныние – серые, лишенные выражения, неприветливые лица, не то что слово кому-то сказать, взгляд остановить не на ком. Вонь несусветная, запах, несравнимый даже с водоочистительной станцией под Москвой, куда она ездила. Там просто воняло тухлятиной и дерьмом, а здесь химией.

Сотрудники знали, что Женя пришла по звонку сверху, и буравили ее недоброжелательными взглядами. На ее приветливые улыбки не отвечали, а наоборот, поджимали губы. Женю направили в отдел кадров.

– А когда вы собираетесь уезжать в Израиль? – спросила заведующая отделом кадров, разглядывая Женю.

– Простите, мне сразу уйти? – Женя поднялась со стула.

– Да ладно вам, садитесь, – растягивая в нос все гласные, усмехнулась заведующая.

Они заполнили анкету о приеме на работу.

– Вы приняты. Завтра выходите на работу.

– А почему вы собственно спросили меня об Израиле? На каком основании? – поднимаясь, спросила Женя.

– А то вы сами не знаете. – Бабища усмехнулась и потрясла только что заполненной анкетой.