Откуда он знает? Ведь она ничего ему не говорила, и никому не говорила. Она сама об этом узнала два дня назад!

И тут до нее дошло.

Она выбросила результат теста в ведро, и Анна Ивановна нашла его там… Разумеется, это она доложила отцу, больше некому!

Вот почему у нее был такой виноватый вид!

Людмила представила, как Анна копается в мусоре, и ее невольно передернуло от отвращения.

– Ну да, – проговорила она, справившись с охватившими ее эмоциями, – да, я беременна. И что дальше? Я замужняя женщина… то есть еще недавно была замужней женщиной. Я не нагуляла этого ребенка на стороне. Да если бы даже и так – я взрослая женщина, мне не пятнадцать лет, так что я не понимаю твоего тона… За что ты мне выговариваешь? Что я сделала плохого?

– Ну, извини. – Отец опустил тяжелые, набрякшие веки, голос его смягчился, хотя чувствовалось, что для этого ему пришлось сделать над собой усилие. – Извини, Мила, ты права. – Он выговорил эти слова с явным усилием. – Но ты верно поставила вопрос – что дальше? Эта беременность нам совершенно не нужна… тебе совершенно не нужна, – поправился он, перехватив ее удивленный взгляд. – Необходимо принять меры.

– О чем ты говоришь? – Людмила с изумлением взглянула на отца, кровь отхлынула от ее лица.

– Ну что ты, не понимаешь? – Он в упор посмотрел на нее, лицо его снова отвердело, словно он репетировал выражение для собственного надгробного памятника. – Ты действительно взрослая женщина и прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ведь срок, наверное, небольшой?

– Небольшой, – машинально подтвердила Людмила.

– Ну и прекрасно. – Отец потянулся к телефону. – Я позвоню Леопольду Давидовичу…

– Что? – Людмила почувствовала, как сердце провалилось куда-то глубоко вниз. – Чтобы я больше близко к дому не видела этого жирного кота! Чтобы его духу здесь не было!

Людмила сама испугалась этой неожиданной вспышки. Никогда прежде она не смела повышать голос в присутствии отца. Только робко опускала глаза и послушно повторяла: да, папа! конечно, папа! как скажешь, папа!

Отец тоже очень удивился. Он отдернул руку от телефона, заморгал и проговорил примирительно:

– Ну, если ты не хочешь иметь дело с Леопольдом, я найду другого врача… хотя я не понимаю, в чем дело… Леопольд Давидович – замечательный врач…

– Нет! – выпалила Людмила. – Ни в коем случае!

– Ну ладно. – Отец пожал плечами. – Я знаю, в твоем положении у женщин бывают капризы… пусть не Леопольд, пусть кто-то другой, хороших врачей много…

– Нет, ты меня не понял. – Людмила заговорила тише, но в ее голосе звучала непривычная твердость. – Я ни в коем случае не стану прерывать беременность. Я рожу этого ребенка.

– Что? – Отец не поверил своим ушам, как всякий настоящий мужчина, он смотрел на отказ как баран на новые ворота. – Людмила, не забывайся! Как ты разговариваешь с отцом?

– Я-то не забываюсь! – Людмила с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. – А вот ты… кажется, ты перепутал меня с кем-то из своих подчиненных! Ты решил, что можешь отдавать мне приказы, как своим шестеркам!

Отец опустил глаза, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, и снова заговорил:

– Мила, ты должна понять, что этот ребенок сейчас совершенно не ко времени. Антон умер, это очень печально, но это уже случилось, и с этим ничего не поделаешь. Ты молода, ты наверняка захочешь устроить свою жизнь, и этот ребенок тебе помешает.

– Мне этот ребенок не помешает, – отчеканила Людмила, – я хочу его родить и рожу. И даже не смей предлагать мне ее убить!

В этот момент она точно знала, что крошечное существо у нее внутри является девочкой.

– Ты не можешь противопоставлять свои интересы интересам семьи! – резко ответил отец. – В конце концов, не забывай, что ты обязана семье всем, что ты имеешь! Ты ни в чем не знаешь отказа, любой твой каприз немедленно исполняется! Так будь любезна и ты что-то делать в интересах семьи!

– Что, – Людмила проницательно взглянула на отца, – вы с братом присмотрели для меня нового мужа?

Она вспомнила тусовку, на которую возил ее отец, и вчерашнюю встречу с Глебом в холле.

– Это Несвицкий?

– А хоть бы и так! – Отец опустил глаза в стол, забарабанил по нему пальцами. – Влад – интересный мужчина, сильный, самостоятельный… конечно, он постарше тебя, но только в таком возрасте мужчины по-настоящему встают на ноги…

Он говорил еще что-то, но Людмила его не слушала. Она впервые смотрела на отца как бы чужими глазами.

Она поняла, что этот немолодой, грузный человек с монументальной внешностью только кажется сильным и значительным, в действительности он слаб и болен, отними у него должность, деньги, связи – он превратится в жалкого, беспомощного старика.

И поэтому он так держится за свое положение, за свое влияние – потому что боится бессильной, жалкой старости.

Прежде Людмила робела перед отцом, попросту боялась его. Сегодня она впервые почувствовала к нему жалость. Жалость, граничащую с презрением.

Но эта жалость ни в какой мере не должна была повлиять на ее решение.

– Это мой ребенок, – твердо повторила она. – Это мой ребенок, и я его рожу. У меня никого нет, кроме ребенка.

– Не горячись. – Отец смотрел на нее растерянно, он ее тоже не узнавал. – Не горячись, подумай, время еще есть!

– Я не передумаю!

И вдруг открылась вторая дверь кабинета, та, которая вела в отцовскую библиотеку. Оттуда быстрыми шагами вышел Глеб.

Лицо его было бледным от ярости, губы тряслись.

Людмила взглянула на него отстраненно, как на совершенно чужого, постороннего человека.

И снова отметила, что брат очень похож на отца, но в его лице отцовские черты выглядели как-то несерьезно, пародийно, даже карикатурно. Тяжелые веки придавали его взгляду вопросительное выражение, квадратный подбородок – не отцовскую монументальную значительность, а вульгарную грубость.

– Отец, что ты ее слушаешь! – выпалил он, сжимая кулаки. – Кто она такая, чтобы своевольничать? Сделает, как мы скажем! Положим ее в закрытую клинику…

– Значит, ты подслушиваешь под дверью? – проговорила Людмила звенящим голосом. – Очень мило! Вполне в твоем духе! Подслушивать, подглядывать, вынюхивать…

– Шлюха! – заорал Глеб. – Еще неизвестно, от кого ты прижила этого ребенка!

– Глеб, прекрати! – оборвал его отец. – Ты разговариваешь со своей сестрой!

Глеб осекся, провел рукой по лицу и проговорил совсем другим тоном:

– В самом деле… Мила, я погорячился. Но признайся, ты тоже не права…

Людмила молча встала, взглянула на брата с брезгливым удивлением и пошла к двери. У самой двери она оглянулась.