Вероятно, растрепанная бородка Василия Петровича, его пенснев стальной оправе, демократическая косоворотка под чесучовым пиджаком создали вглазах мессинских лодочников и рыбаков фигуру русского революционера,освещенного отдаленным заревом тысяча девятьсот пятого года – немеркнущейславой Пресни и броненосца «Потемкин».

Вечером «Палермо» поднял якорь и, пройдя Мессинский пролив,вышел в Тирренское море, прямым курсом на Неаполь – конечный пункт своегорейса.

Душная ночь была так черна, что даже огромное звездное небоне могло хоть сколько-нибудь рассеять тьму, среди которой как бы висел пароход.Только светящаяся, снежно-белая пена за кормой, чуть заметное, плавноеперемещение палубы под ногами да шорох бегущих по бортам волн давалипредставление о том, что пароход плывет по воде, а не летит.

Может быть, потому, что это была последняя ночь на пароходе,Петя долго не мог заснуть, а все прохаживался по своему любимому месту, наспардеке, возле рулевого отделения. Неподвижный, как статуя, матрос стоял,положив руки на рога рулевого колеса. Петя любил следить за его действиями,подстерегая тот непонятный, таинственный миг, когда вдруг без всякой явнойпричины матрос, перебирая руками, немного поворачивал рулевое колесо.

Оно поворачивалось легко, бесшумно, но тотчас же где-тонедалеко внизу, под ногами, начинал работать двигатель, слышались короткиеотсечки пара, гремела цепь и вдоль бортов в своих масляных гнездах ползлистальные прутья, немного поворачивая руль. Это означало, что пароход сошел срумба и рулевой выправляет курс.

Было нечто весьма странное в том, что пароход все шел, шелверно по курсу и вдруг начал отклоняться. Какие таинственные силы природывлияли на его прямое механическое движение? Ветер? Подводные течения? ВращениеЗемли? Петя не знал этого, но одно лишь сознание, что где-то вокруг все времясуществуют и действуют эти незримые силы и что с ними можно бороться, внушалоПете уважение к рулевому, а еще большее уважение к компасу, на который время отвремени поглядывал рулевой.

Только теперь мальчик вполне понял великое значение компаса,этого волшебно простого прибора, созданного человеческим гением для борьбы стемными силами природы. Возле рулевого колеса на чугунной подставке стоялмедный котел, в котором под стеклом, ярко освещенный скрытыми электрическими лампочками,виднелся как бы свободно висящий бумажный круг, надетый на спицу – картушка, –с делениями румбов, градусов и десятых долей градуса. Медная линейка,поставленная штурманом, определяла курс, и стоило пароходу хоть немного от негоотклониться, как смещались деления и рулевой тотчас его выправлял.

В данное время медная линейка была поставлена прямо наНеаполь. И хотя вокруг было непроглядно темно, как в угольной яме, пароходуверенно шел вперед самым полным ходом, желая наверстать время, потерянное настоянках.

Вдруг Петя увидел далеко впереди странный огонь, не похожийни на маяк, ни на топовый огонь встречного корабля. Он был почти красный икакой-то неправильный. Некоторое время он подержался и погас, но минуты черездве снова зажегся, подержался и снова погас, и так все время через равныепромежутки времени медленно гас и медленно зажигался, становясь все крупнее.Это было похоже на то, как берут в рот тлеющую спичку, дышат, и уголек жаркордеет сквозь зубы.

Теперь уже слегка освещались волны и нижние края темногоночного облака, и казалось, что оттуда пышет жаром.

– Ой, что это? – испуганно воскликнул Петя.

– Стромболи, – сказал знакомый голос старшего помощника,появившегося на спардеке. – Иль фамозо вулкано Стромболи! – повторил он патетическии протянул Пете большой морской бинокль, в черных стеклах которого беглоотразился красный огонь Стромболи.

Петя смотрел в бинокль на вулкан, уже поравнявшийся спароходом. Как раз в это время из него, как из самоварной трубы, летел огонь,отчетливо освещая кромку кратера, и Пете даже показалось, что он слышитподводный гул и чувствует вулканический жар, но это было всего лишь плодом еговоображения.

Вскоре Стромболи незаметно отошел назад, но долго еще средикромешной тьмы виднелось его огненное дыхание, угрюмо озаряя волны и облака.

Буйная радость бушевала в Петином сердце: он собственнымиглазами видел огнедышащую гору, самый настоящий вулкан! Далеко не каждыйгимназист мог этим похвастаться. Да что там гимназист! Наверное, ни одинучитель никогда в жизни так близко не видел настоящего вулкана. Даже учительгеографии, даже сам директор. Попечитель учебного округа, может быть, и видел,но инспектор казенных гимназий – вряд ли. Боже мой, что скажет тетя, когдаузнает, что Петя видел вулкан! Что запоют знакомые! Тут уж даже Гаврик непосмеет презрительно сморщить нос и сказать, пустив через зубы длинную струю:«Брешешь». Жалко, что нет свидетелей, кроме рулевого и старшего помощника.Впрочем, это даже лучше, что папа и Павлик проспали вулкан. Теперь из всегосемейства Бачей на стороне Пети будет полное преимущество.

Петя подождал, пока вулкан окончательно скрылся, и лишьтогда бросился со спардека вниз, предвкушая унижение Павлика и свой триумф,когда он ворвется в каюту и скажет: «Ага, я только что видел вулкан, а тыпроспал!»

Но, увы, триумф не состоялся: все пассажиры уже давно былина палубах, а Павлик, разбуженный своим другом – официантом, стоял на корме,положив подбородок на поручни, и с притворным вниманием выслушивал популярнуюлекцию Василия Петровича о только что увиденном вулкане.

Тогда Петя отправился в каюту, для того чтобы первымизвестить тетю о виденном зрелище. Он достал из мешка самую лучшуюконстантинопольскую открытку с изображением галатской башни и написал: «Дорогаятетечка! Вы себе даже не можете вообразить, что со мной произошло! Вы, конечно,не поверите, но только что я собственными глазами видел настоящий действующийвулкан…»

Петя остановился, немного поторговался со своей совестью ирешительно прибавил: «Он извергался!..»

Впрочем, Петя уже и сам верил, что вулкан извергался. КогдаПетя брался за карандаш, его так распирало от впечатлений, что мальчик готовбыл заполнить всю открытку вдоль и поперек роскошнейшим описанием извержениявулкана в открытом море. Но едва он написал эти торжественные слова, как тут жеего вдохновение иссякло.

В сущности, об извержении вулкана все уже было написано вучебнике географии Плинием Младшим, и Петя не решился соперничать с этимвыдающимся римским писателем своего времени, тем более что Плиний Младшийописал действительное извержение вулкана, а Петя должен был описать извержениевоображаемое.