– Молли!

– Все нормально, – она выбирается на берег. Обнаженная, дрожащая.

– Ты же замерзла! – Илия прижимает ее к себе. Растирает тело. Снимает рубашку. Укрывает ей плечи.

– Люби меня.

– Что?

– Люби меня прямо здесь, – Молли ложится на спину. Тело дрожит так сильно, что она не может говорить.

– Тебе нужно согреться.

– Да, – выбивают ее зубы. Но холод не снаружи. Холод внутри. Снаружи лишь пот и безразличие. – Сделай мне больно.

– Что?

– Укуси меня! – Молли закрывает глаза, наслаждаясь болью. Такой естественной. Такой отрезвляющей. – Сильнее! – она вскрикивает. Ногти царапают Илии спину.

– Извини.

– Еще. Ударь меня.

– Молли…

– Ударь меня!

– Я не могу.

– Можешь, – она хватает его за волосы. – Сделай мне больно! Пожалуйста!

– Нет, – он поднимается на ноги. Смотрит на Молли, тянущую к нему руки.

– Ударь меня!

– Я не буду бить тебя! – он собирает ее одежду. – Давай я тебя одену и отнесу в дом.

– Больше не хочешь меня?

– Хочу, но бить не буду.

– Тогда просто возьми меня.

– Молли, – он смотрит, как она поднимается на четвереньки.

– Сделай это ради меня, – она оборачивается. – Ну же!

– Да что с тобой?!

– Мужик ты или нет?! – лицо Молли искажают презрение и злость. – У меня ломка, идиот чертов! Знаешь, что это такое?!

– Ломка?

– Пожалуйста, сделай хоть что-то…

Молли выгибает спину, зарываясь лицом в белые полевые цветы.

– Пойдем в дом, – Илия тщетно пытается поднять ее.

Молли кусает его: сильно, до крови. Рычит, словно безумное животное.

– Молли! – кричит Илия, но она не слышит. – Молли, мне больно, черт возьми!

Кровь из прокушенной руки капает на примятые полевые цветы. Илия тщетно пытается освободиться. Кажется, безумие передалось и ему. Безумие, в котором ничего нет. Лишь пустота и боль.

– А-а-а! – стонет Молли, не разжимая зубов, когда Илия, схватив ее за волосы, пытается оторвать от своей руки.

– Молли!

Они падают, катятся по земле, замирают, продолжая причинять друг другу боль. Молли плачет. Слезы из глаз и кровь из прокушенной руки Илии текут по щекам. Сердце сжимается. Голова идет кругом. Илия сдерживает тошноту. Мышцы сводит от напряжения. Напуганные птицы кружат в хороводе вытянувшихся к небу деревьев.

– Это безумие. Безумие. Безумие… – шепчет Илия, не понимая, что Молли давно отпустила его, давно не сопротивляется…

Затем видит, что она отключилась, поднимает на руки, несет в дом.

– Что с ней? – кричит Эш, выбегая им навстречу.

– Упала.

– Упала?

– Не путайся под ногами! – Илия смотрит на дочь, пытаясь не сорваться на крик.

Укладывает Молли в кровать и накрывает одеялом. Она поворачивается на бок и сжимается, словно эмбрион.

– Она умрет? – спрашивает Эш. – Как мама?

– Нет, – Илия отворачивается, скрывая слезы.

– Ты обещаешь?

– Иди погуляй.

– Я могу посидеть с ней.

– Уйди куда-нибудь! – кричит он.

Эш вздрагивает. В голубых глазах появляются слезы.

– Господи! – Илия зажмуривается, надеясь, что все это сон. Но сон не кончается. – Прости меня.

Эш молчит.

– Только не плачь, – он осторожно протягивает дочери руку. – Пойдем, покажешь мне свои рисунки…

Утро. Тишина. Завтрак на веранде. Молли. Бледная. С синяками под глазами. В сером свитере Илии и джинсах его жены. Босиком. С бутылкой холодного пива в правой руке. Она стоит в дверях и смотрит на Илию.

– Ты не умерла! – радуется Эш.

Девочка машет рукой и зовет ее за стол. Молли качает головой. Прислоняется к косяку и смотрит куда-то вдаль. Илия молчит. Ждет, когда Эш закончит завтрак.

– Иди погуляй.

– Погулять? – девочка оборачивается, встречается с Молли взглядом. – Вам надо поговорить?

Молли устало улыбается.

– Тебе уже лучше? – спрашивает Илия, когда Эш уходит.

– Немного, – Молли смотрит себе под ноги. – Извини, что взяла джинсы твоей жены. Юбка была грязная и…

– Ничего, – Илия убирает со стола тарелки. – Кто-то должен все это носить.

– Ты злишься?

– Не знаю.

– Я напугала тебя?

– Немного.

– Нужно было рассказать тебе.

– Да, – он впервые встречается с ней взглядом. – Поэтому ушел Хак?

– Не только.

– Понятно, – Илия относит поднос на кухню, возвращается с двумя бутылками пива. – Как представлю, что было бы, если бы Эш увидела нас вчера.

– Ты простишь меня?

– Простить?

– Если нет, то я пойму.

– Поймешь что?

– Что я сама все порчу.

– И снова пойдешь на крышу?

– Нет.

– Нет? – Илия смотрит на нее долго, о чем-то думая. – Ты нравишься мне, Молли, – он опускает глаза. Читает что-то на пивной бутылке. – Очень нравишься. Но если мне придется выбирать между Эш и тобой, то я выберу свою дочь.

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь?

– Что все зависит от меня.

– И?

– Я попробую, – она ждет, пока он снова не посмотрит ей в глаза. – Если, конечно, ты дашь мне еще один шанс.

– Только шанс?

– Ну, может еще краски, если они есть у твоей дочери. Давно не рисовала пейзажи.

Образы. Эш стоит за спиной Молли, затаив дыхание. Самодельный мольберт. Акварельные краски. Альбомная бумага, на которой медленно рождается загородный дом Илии.

– Нравится? – спрашивает Молли. Эш кивает.

– Только я не думала, что это так долго!

– Долго?! – Молли растерянно смотрит на часы. – Увлекает, правда?

Девочка отрицательно качает головой.

– Если только сначала.

– Это потому что ты смотришь, а не рисуешь.

– Может быть, – Эш непоседливо ходит вокруг мольберта. – У меня не получается рисовать красками!