Наши отношения не были платоническими, хотя со дня первой встречи до первого поцелуя прошло четыре месяца. Четыре! Конечно, статус отношений поначалу был неясен, но такое деликатное отношение не может не подкупать, не правда ли?

После работы он заезжал в имение Люблянских, проходил в моё крыло как к себе домой и оставался до ночи рядом, если у нас не было совместных планов. Или Вальдемару Рихтеру не нужно было отправляться в командировку по служебным надобностям, где его присутствие жизненно необходимо.

Иногда он работал, расположившись в кресле в малой гостиной, порой ужинал с блистательным семейством Люблянских, вписываясь в безупречный интерьер, находясь в полной гармонии с экстерьером хозяев. Случалось, ужинал наедине со мной, не гнушаясь романтичной обстановки. Свечи, цветы, шампанское, приглушённый свет, всё, как показывают в лучших романтических фильмах о любви.

К своему стыду, не могу сказать, что такое положение дел полностью устраивало меня. Гаспар, открывший мне радости секса, старался не зря, мой молодой, здоровый организм, несмотря на очевидные всем Люблянским недостатки, требовал плотских утех, а здравый смысл подсказывал – за сдержанностью Вальдемара что-то скрывается. Постоянная любовница или нетрадиционные предпочтения.

Но, как я и говорила выше, проявлять инициативу я не умела, а в случае с богоподобным Рихтером не могла. Оставляла недоумение и сдерживаемое либидо при себе. Незадолго до нового года, после странно долгого, глубокого поцелуя, отправившего мои мозги прогуляться в южные широты, Вальдемар пригласил меня на тропический остров, твёрдо давая понять, что там ожидает от меня перехода отношений на следующий уровень. Я лишь кивнула, как послушный Петрушка, внутри сияя от счастья.

Мои предположения и опасения не оправдались. Судя по напору и страсти, с которой Вальдемар предавался грехопадению на острове и после, любовницы у него не было. Честный, благородный человек сдерживал свои порывы, давая мне время прийти в себя после потери бабушки Зины и привыкнуть к его обществу.

Предпочтения же у Вальдемара Рихтера оказались традиционны, даже патриархальны, что полностью совпадало с моим видением отношений. Инициатива, помните?

Тогда у меня не было причины не доверять Вальдемару, точно так же, как Кир доверяет Алтаю. Несколько лет назад я бы согласилась со словами Кирилла Сафронова, что доверие – неотъемлемая часть существования, теперь же знаю наверняка, доверие – оружие, готовое в любой момент выстрелить в тебя самого.

Когда всё изменилось? Когда границы дозволенности размылись настолько, что доверие приобрело саморазрушающий оттенок? В тот день, когда мы с Вальдемаром проводили время в Цюрихе. Я соблазняла богоподобного Рихтера красотами Тирренского моря в надежде, что он согласится завернуть на несколько дней в Италию, а он ссылался на занятость, в очередной раз предлагая мне заняться значимым, соответствующим положению и праву по рождению делом, а не тратить бесценное время на написание тупых сказок.

Впервые я разозлилась на Вальдемара, всерьёз обиделась. Вовсе не за себя – правдивые слова не могли задеть и обидеть столь легкомысленную и бестолковую меня, – а за Ёжкина. Он-то занимался важным делом, соответствующим праву рождения, боролся с силами зла и несправедливостью. Может, я и заслужила праведный, почти венценосный гнев, а маленький отважный дракончик с фетровыми иголками – нет.

Именно это я выпалила Вальдемару и отправилась гулять по улицам в готическом, романском стиле, барокко, классицизме, с преобладающей эклектикой, где каждый дом отражает эстетические предпочтения домовладельцев прошлого или настоящего.

Вернулась я в номер уставшая и всё ещё злая. Если бы я была Ёжкиным, мои иголки торчали бы во все стороны, грозя врагам и недругам, главным образом Вальдемару Рихтеру собственной персоной, конечно же.

«Морковка!» – мысленно повторяла я, устроившись в кресло с ногами, что и вовсе было вызовом безупречным манерам царственного Вальдемара.

– Ты напряжена, – сообщил капитан Очевидность, останавливаясь рядом со мной, глядя сверху вниз.

– Да, конечно, – ехидно ответила я, вернее, Ёжкин во мне. Я бы не рискнула фырчать на самого Рихтера – потомка славных богов Викингов.

– Тебе надо расслабиться, – спокойно поставил меня в известность жених.

Мгновенно он присел рядом с креслом, выдернул меня, поднял, крепко сжимая одной рукой мою талию так, что ступни болтались над полом. Пока я хлопала глазами, с трудом соображая, расслабленно болтаясь в одной руке Вальдемара, опустив руки по бокам, эти самые руки зафиксировало одно сжатие мужской ладони, а сама я оказалась распластана поперёк кровати.

И я бы хотела рассказать, как Вальдемар применил насилие, испугал меня, искалечил психику, но ничего такого не случилось. Тогда я доверяла ему. Распахнув глаза, я с интересом наблюдала за происходящим, с тайным удовольствием отмечая, что мне нравится происходящее.

Нравилась проявленная Рихтером бесцеремонность, напор, даже злость, с которой мои руки прижимали к матрасу, а бельё с треском сорвали и закинули в дальний угол. И боль вперемешку с удовольствием, невозможность решать, оказывать сопротивление – всё нравилось. И накрывшее с головой, неземное, нереальное удовольствие – нравилось.

Всему виной то самое, пресловутое доверие, бывшее тогда частью моего существования.

Проснулась я, по обыкновению, одна. Полежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к происходящему вокруг. Звуки и запахи дома Кира стали настолько привычными, что оставалось лишь удивляться, как же это случилось за столь короткое время. Я никогда не привязывалась к вещам, ощущениям, не страдала излишней сентиментальностью. Скорей всего, от того, что часто меняла место жительства, друзей, приятелей, но в доме на краю мира всё становилось привычным в лучшем смысле этого слова. Родным.

Подвывание ветра за окном, мурчание Флешки на подушке рядом с моей головой, треск берёзовых дров, запах камина, древесины, сухих трав, едва слышимого, оставившего след на постельном белье, парфюма Кира.

Через несколько минут пришлось выскользнуть из-под уютного одеяла – природа давала понять, что разлёживаться не стоит. Выскочив в кухню, я была уверена, что в доме никого нет, однако увидела Кирилла, сидевшего на одном из стульев у широкого окна. Волосы взлохмачены, брови нахмурены, взгляд бегал по экрану ноутбука, пристроенного на колени.

Признаться, я немного растерялась. В темноте все кошки серы, а днём – нет. Стало неловко за ночное представление. Ещё подумает, что я – склонная к истерии личность, нуждающаяся в лечении, хотя бы консультации психолога. Стало важно, что обо мне подумает Кир, на секунду я испытала сильный страх, что он отвергнет меня, не захочет общаться, а то и выставит вон. Погостила, пора и честь знать. Для написания статьи достаточно одного дня, а я гостила уже почти три недели и не собиралась никуда уезжать. Впрочем, последняя мысль была для меня пронзительно неожиданной. Кир продолжал сосредоточено смотреть на экран, а я проскочила в уборную, следом в ванную, где привела себя в относительный порядок.