Сондосс вздохнула:

— Иного я не ожидала. Но ты поверишь Луджейн. Давай же спроси ее.

— Что это даст? — с горечью и раздражением спросил он. — Она скажет все, что ты пожелаешь, так как знает о твоей способности выполнять угрозы, заставившие ее сюда приехать.

Бывшая королева склонила голову:

— Какая увлекательная теория, дорогой. Чем, по-твоему, я могла ей угрожать? Навредить ее семье? Как я могу это сделать отсюда?

— Не называй меня «дорогой». Мы оба знаем, что, несмотря на изгнание, твое влияние на тех, кто на свободе, очень велико. Кстати, с этого момента я займусь этим вопросом. И больше не буду противодействовать братьям и отцу, которые хотят подрезать твои ядовитые щупальца. Поэтому ты в последний раз наслаждаешься своими интригами.

— Если ты считаешь, что я злоупотребляю своими связями, делая то, что следует, то ты действительно не достоин быть королем.

— Ты всегда ненавидела меня из-за того, что я больше похож на аль-Шалаанов, не так ли? Просто глядя на меня, ты вспоминала своих ненавистных врагов: моего отца и его сыновей.

Сондосс пожала плечами:

— Я признаю, мне неприятно на тебя смотреть, но ты мой сын. Ты один из двух людей, которых я люблю. Но Хайдара я люблю больше.

Горечь почти переполнила Джалала, хотя он думал, что давным-давно смирился с равнодушием матери.

— Ах, вот ты и показала истинное лицо.

— У всех родителей есть любимчики. Я просто была честной с тобой.

Джалал смотрел на мать, которую любил несмотря ни на что, и недоумевал. Почему он так бурно реагирует на ее слова, если должен привыкнуть к ним десятилетия назад?

Он покачал головой:

— Я долго считал, что Хайдар, как твой любимчик, много потерял по сравнению со мной. Но я должен был понять, что твоя смертельно опасная одержимость им — универсальное оружие, так как ради Хайдара ты уничтожишь любого, даже меня.

Его мать вздохнула, явно не желая получить от него понимание или прощение.

— Это обычный прагматизм. Я люблю тебя, дорогой. Ты будешь фантастическим наследным принцем, но лучшим королем для Азмахара станет Хайдар.

— Ты едва не погубила Оссайлан, когда решила сделать его королем этого государства и Зохаида. Ты просто жаждешь усадить его на трон, так зачем стараться найти этому оправдания? Ты не остановишься не перед чем, добиваясь своей цели. Тебе наплевать, к каким опустошениям это приведет. Именно поэтому я сохранял мои отношения с Луджейн в тайне, опасаясь манипуляций, которые ты всегда оправдываешь общим благом. Я потерял несколько лет, хотя мог быть с Луджейн и моим сыном. Ты чуть не лишила нас счастья.

Сондосс неодобрительно парировала:

— Значит, ты не моргнув глазом признаешь мою изобретательность, но продолжаешь думать, будто тебя и ее связывают искренние чувства, а не мои манипуляции? Почему бы тебе просто не признать это и не забыть? Люди немного потреплют языками, и ты не станешь королем, но будешь наследными принцем…

— Ты рассуждаешь так, словно Хайдар и я единственные кандидаты.

Услышав эти слова, Сондосс округлила глаза, будто Джалал высказал чрезвычайную глупость. Она решила над ним посмеяться:

— Вы действительно единственные пригодные кандидаты. Рашид аль-Мансури — отработанный материал. Ни один человек в здравом уме не захочет, чтобы неуравновешенное существо чем-то управляло, не говоря уже о королевстве. Образумься, Джалал. У него столько же шансов, сколько у айсберга в пустыне Азмахара летом.

Джалалу хотелось смеяться.

— Ты все просчитала, да?

Она любезно кивнула:

— Я говорила раньше и скажу снова. После вы оба будете меня благодарить.

Джалал снова покачал головой, не в силах поверить в масштабы хитрости и изворотливости своей матери. До чего же бесстыжей нужно быть, чтобы использовать свой ум и интеллект во зло? Можно ли найти способ обезвредить ее и перенаправить ее энергию в мирное русло? Или Джалалу придется просто смириться и сдаться?

Внутренний голос подсказывал Джалалу, что нужно сдаться. На этот раз он решил его послушать.

Обойдя мать, он приблизился к напряженной Луджейн. Она не подняла на него глаз, даже когда он коснулся ногами ее неподвижных ног.

— Моя мать — более четкое объяснение всего, что произошло, — сказал он.

Луджейн сильнее напряглась и затаила дыхание. Она сидела, отвернувшись от Джалала.

Он встал перед ней на колени. Луджейн охнула, когда он крепко взял ее за руки, не позволяя высвободиться. Она по-прежнему не смотрела на него.

— Но кое в чем она просчиталась. Даже если моя версия того, что произошло, не так безупречна, как ее, даже если она предъявит мне доказательство того, что все произошедшее — результат ее трудов, я знаю, где реальность, а где вымысел. — Он поднес ее руки к губам, затем резко обнял. — Ты моя единственная реальность, Луджейн. Ты и Адам.

И тут Луджейн посмотрела на Джалала. Его сердце едва не разорвалось от отчаяния. Слезы лились из глаз, а сдавленный голос дрожал.

— Я не могу быть твоей реальностью. Но она позволит Адаму остаться с тобой, если я уеду.

— Вы оба будете рядом со мной, пока я жив.

Луджейн высвободилась из его объятий, дрожа всем телом. Ее слезы брызнули на его грудь.

— Она не остановится ни перед чем, чтобы разлучить нас. Она верит, что делает лучше для тебя и Адама.

— Она не сможет ничего сделать. Я защищу тебя и твою семью. Я не позволю ей снова навредить тебе.

— Ты думаешь, я… испугалась бы… если бы она угрожала мне или моей семье? — Луджейн сильнее разрыдалась. Каждая ее прерывистая фраза разбивала Джалалу сердце. — Она придумала для меня… самое ужасное наказание… она хотела разлучить меня с тобой. Что до моей семьи… она знает, что не навредит им сильнее, чем навредила.

— Тогда каким образом она тебя запугала? Кого она угрожала обидеть? — Внезапно ему в голову пришла ужасная мысль. — Адам?

— Ты! — закричала Луджейн.

Джалал отшатнулся. Боже правый, когда же это кончится? Неужели преступлениям его матери нет конца?

Продолжая плакать, Луджейн причитала:

— Она заявила мне, что уничтожит тебя. Она сказала, что, если я ее ослушаюсь и приду на церемонию или расскажу тебе обо всем, не будет никаких шансов. И она не угрожала мне. Она спокойно пообещала. Я ей поверила. Я верю ей до сих пор. Я пыталась с ней договориться, но бесполезно.

Онемевший от шока. Джалал посмотрел на мать.

Сондосс раздраженно выдохнула:

— Ты ей веришь?

— Да.

Взгляд его матери ожесточился.

— Это в очередной раз доказывает, что я была абсолютно права. Теперь, когда я знаю, как сильно Луджейн привязала тебя к себе, я сделаю все, чтобы не позволить тебе опозорить из-за нее свое имя. И ее семья не будет манипулировать тобой. Ты больше не принадлежишь ни себе, ни мне. Будь ты в здравом уме, осознал бы, что их не будут принимать в Азмахаре с почестями. Не важно, есть у них титул или нет. Если ты считаешь предрассудки изжитыми, то ничего не знаешь о людях, которыми хочешь управлять. Но самое ужасное ждет ее! Никто не примет противоестественный союз между мужчиной с чистой королевской кровью и беспородной шлюхой, которая обнажает тело за большие деньги. Черная вдовушка стала твоей женой, как ты утверждаешь, нося траур по мужу. Но она повинна в еще большем грехе, потому что занималась с тобой сексом в запретное время, желая привязать тебя к себе незаконнорожденным ребенком. — Глаза Сондосс грозно сверкнули. — Ты же повел себя отвратительно. В любовных делах ты хуже Хайдара. Я не стану ждать, когда она разобьет твое сердце на тысячи осколков. Я уничтожу тебя до того, как ты погубишь себя. Мое воздействие будет подобно ножу хирурга. Ты восстановишься, и я отстану от тебя, когда поверю, что ты в безопасности и избавился от инфекции, поэтому «ампутация» больше не требуется. — Сондосс отвернулась и подошла к открытому окну. Занимался рассвет. — Это простое уравнение на логику, Джалал. Я должна быть твоими глазами и твоей головой, пока и то и другое не начнет исправно служить тебе. Я могла бы позволить тебе жениться на ней, чтобы ты имел возможность претендовать на ребенка, но когда узнала, что ты даешь ей исключительное право развестись с тобой и требовать твои деньги, я поняла, что не могу ждать пробуждения. Ты вправе признать своего сына, который действительно плоть и кровь, но ты никогда не признаешь ее и ее семью.