Спустившись вниз, я обнаружила, что спят все, кроме Алены.Она домывала тарелки после ночного угощения и, казалось, была удивлена моимпоявлением. Как и я сама.

— Не рано ли для тебя? — Спросила она.

Я посмотрела на кухонные часы и удивленно открыла рот.Оказывается, я отправилась спать меньше четырех часов назад!

— Господи! Солнце хоть встало?

Удивительно, но оно уже встало. Алена предложила приготовитьмне завтрак, но Ева снова заявила, что нас поджимает время. Мой желудок вродебы хотел еды, но в то же время я чувствовала отвращение к ней, поэтому не знала,как на него подействует воздержание.

— Не важно, — сказала я. — Давайте пойдем и покончим с этим.

Ева удалилась в гостиную, вскоре вернулась с большой сумкойи, как и следовало ожидать, вручила ее мне. Я взяла ее и повесила на плечо. Вней явно что-то лежало, но не тяжелое. Ева ушла в другую комнату, принесла ещеодну большую сумку, и я повесила ее на то же плечо. Эта оказалась потяжелее, нопока спина не жаловалась.

Когда она удалилась в третий раз и вернулась с огромнойкоробкой, я почувствовала нарастающее раздражение.

— Что это?

Я взяла у нее коробку; казалось, она набита кирпичами.

— Бабушке нужно, чтобы ты отнесла все это, — объяснил Павел.

— Да, — сказала я сквозь стиснутые зубы. — Похоже, здесьфунтов пятьдесят.

Ева принесла еще одну коробку и поставила ее поверх первой.Эта последняя тяжелой не была, но теперь это уже не имело значения. Аленабросила на меня сочувственный взгляд, покачала головой и вернулась к своимтарелкам, по-видимому не решаясь спорить с Евой.

После этого Ева наконец отправилась в путь, а я за ней,стараясь и коробки удержать, и не дать сумкам свалиться с плеча. Измученноепохмельем тело не хотело тащить весь этот груз, но я знала, что сил у меняхватит; как-нибудь уж справлюсь. Павел бежал рядом со мной; может, чтобысообщить мне, если Ева велит прихватить еще что-нибудь по дороге.

Казалось, весна вступала в свои права в Сибири намногоактивнее, чем в Монтане. Небо было чистое, и утреннее солнце удивительно быстросогревало воздух. Отнюдь не летняя погода, но достаточно неприятная для мороев,вздумавших погулять.

— Ты знаешь, куда мы идем? — Спросила я Павла.

— Нет, — жизнерадостно ответил он.

Несмотря на свой возраст, Ева задала такой темп, что мне смоим грузом приходилось прикладывать усилия, чтобы не отстать. В какой-томомент она оглянулась и сказала что-то.

— Она удивляется, что ты не можешь идти быстрее, — перевелПавел.

— Ага, а я-то удивляюсь, почему она именно меня выбралатащить весь этот груз.

— Она говорит, что если ты и вправду убила столько стригоев,то это для тебя не должно быть проблемой, — снова перевел Павел.

Я испытала огромное облегчение, когда мы достигли центрагорода... вот только мы продолжали двигаться дальше.

— Ох, хватит! — Воскликнула я. — Куда, черт побери, мы идем?

Не оглядываясь, Ева продребезжала что-то.

— Бабушка говорит, что дядя Дима никогда столько нежаловался, — перевел Павел.

Конечно, мальчик ни в чем не был виноват; он всего лишьвыполнял роль переводчика. И все же каждый раз, когда он говорил, мне хотелосьврезать ему ногой. Тем не менее я безропотно несла свою ношу и за оставшуюсячасть пути не произнесла ни слова. В определенной степени Ева была права. Я —охотница на стригоев, а Дмитрий никогда не стал бы жаловаться, выполняябезумные капризы старой леди. Он просто терпеливо делал бы то, что должен.

Я попыталась мысленно вызвать образ Дмитрия и почерпнуть изнего силы. Снова вспоминала наше свидание в сторожке, то, как мои губы ощущалиприкосновение его губ, и чудесный запах его кожи, когда я прижималась к нему. Япочти слышала, как он шепчет мне на ухо, что любит меня, что я прекрасна, что яединственная... От этих мыслей наш поход с Евой приятнее не стал, но, покрайней мере, выносить его было немного легче.

Мы шли почти час, пока наконец не добрались до какого-томаленького дома, и я, истекая потом, была готова рухнуть от облегчения. Дом былодноэтажный, деревянный и далеко не новый, однако выходящие на три стороны окнаприкрывали изящные голубые ставни с белыми узорами. Тот же несколько кричащийспособ использования цвета, который я видела на зданиях в Москве иСанкт-Петербурге. Ева ногой стукнула в дверь. Сначала никакой реакции непоследовало, и я запаниковала, испугавшись, что нам придется тащиться обратно.

Наконец дверь открыла женщина. Моройка. Лет тридцати, оченьхорошенькая, с высокими скулами и рыжеватыми волосами. При виде Евы онаиспустила удивленный возглас, улыбнулась и по-русски приветствовала ее. Бросиввзгляд на Павла и меня, женщина быстро отступила в сторону и впустила насвнутрь.

Поняв, что я американка, она тут же перешла на английский.Удивительно, сколько здесь людей, владеющих двумя языками. В США такоевстретишь не очень часто. Кивнув на стол, она предложила мне поставить всетуда, что я и сделала с огромным облегчением.

— Меня зовут Оксана. — Мы пожали друг другу руки. — Мой муж,Марк, сейчас в саду и скоро придет.

— Я Роза.

Оксана предложила нам кресла, мне — деревянное, с прямойспинкой, однако в тот момент оно показалось желанней, чем мягчайшая кровать. Яиспустила вздох облегчения и вытерла со лба пот. Оксана тем временемраспаковывала принесенное мной.

Сумки были полны того, что осталось от похоронной трапезы. Вверхней коробке оказались тарелки и кастрюли, которые, как объяснил Павел,брали у Оксаны взаймы. Наконец Оксана открыла нижнюю коробку, и — держите менячетверо! — она была набита кирпичами.

— Вы, наверно, подшутили надо мной... — простонала я.

Сидевшая в другом углу гостиной Ева выглядела оченьсамодовольно. Оксана пришла от подарков в восторг.

— Ох, Марк будет просто счастлив получить их. — Онаулыбнулась мне. — Очень мило с твоей стороны принести все это.

— Рада помочь, — сухо ответила я.

Открылась задняя дверь, и вошел мужчина — Марк, надополагать. Высокий, крепкого сложения; судя по седым волосам, значительно старшеОксаны. Вымыв руки над кухонной раковиной, он присоединился к нам, и тут, когдая увидела его лицо, меня ждал еще один сюрприз. Разница была не только — и нестолько — в возрасте. Он оказался дампиром. Мелькнула мысль — может, это неМарк, муж Оксаны? Однако, представляя его мне, она назвала именно это имя, и наменя обрушилась истина во всей ее красе: моройка и дампир — супружеская пара.Конечно, наши расы все время были тесно связаны. Но брак? Позор — в моройскоммире.

Я постаралась скрыть удивление и вести себя максимальновежливо. Казалось, Оксана и Марк очень интересуются мной, хотя больше говорилаона. Марк просто смотрел и слушал с выражением крайнего любопытства на лице. Яраспустила волосы, и скрытые под ними татуировки не могли выдать мой статус отказницы.Может, Марку просто было интересно, как американская девушка сумела найтидорогу в самое сердце этой безбрежной страны. Может, он думал, что я собираюсьстать «кровавой шлюхой».