– Ай! – вскрикнула она. – Совсем уже рехнулись? Тихий час! В больнице все спят. Вы чего тут колотите?! – Она обернулась, посмотрела на камушек, торчащий в деревяшке, разглядела фиолетовые точки, мерцающие на нем, и воскликнула: – Как красиво! Подари мне, Аркадий!

Тот уже потерял всякий интерес к этому раритету, плюхнулся в кресло и небрежно махнул рукой.

– Как? – запротестовал санитар. – Он мой. – Но голос его прозвучал не слишком уверенно.

– Егор Федорович, неужели вам для меня жалко такого пустячка? – Серафима выпятила губы и стала наматывать на накрашенный палец длинный локон, вьющийся у виска. Ее грудь, и без того немалая, приподнялась и стала еще на размер больше.

Как мог простой санитар спорить с заведующей, причем с такой?!

Она запросто выковыряла длинными ногтями камень из косяка и ушла.

Вслед за этим Вестовой тоном шантажиста потребовал налить ему из научных запасов.

Утром следующего дня доктор вошел к себе в кабинет и первым делом посмотрел на косяк, на то самое место, куда ударился уголек. Камень сбил старую краску с древесины, оставил на ней глубокую вмятину. Вот и все. Не более того.

– Но не может такого быть, – прорычал доктор, полный решимости доработать идею, возникшую у него в голове.

Он прошел в соседний кабинет, со скандалом забрал у нее камень и наобещал, что они станут богатыми, причем скоро. Дура стала таращиться на него воспаленными глазами и тут же потребовала кругосветный круиз.

Женщины…

Иртышный снова пошел в сад, но теперь отпилил ветку потолще. Придя к себе, он положил ее на наковальню и, рискуя отбить пальцы, двумя ударами молотка вогнал камень в дерево.

После чего исследователь остервенело бросил все это на подоконник и заявил:

– Попробуй только, падла, не роди!

Он взял из коробки последнюю сигару, спустился в сад, запорошенный снегом, и предался на морозе долгой медитации.

Вернувшись в кабинет, доктор, подергиваясь больше от нервного истощения, чем от холода, подошел к ветке, лежащей на подоконнике. Он, поднеся к глазам то место, где сидел уголек, попытался разглядеть, что там да как, но не смог. Тогда Иртышный вынул камень и срезал бритвой тончайший слой древесины в том месте, где был контакт уголька и волокон. Он вставил образец в микроскоп, скривив рот от лихорадки, донимающей его, склонился над бинокулярной насадкой и посмотрел в мощную оптику.

– Да! – Доктор резко разогнулся и всплеснул руками.

Трубчатые целлюлозные клетки дерева, уснувшего в зиму, стали набирать хлорофилл в том месте, где камень касался их!

Иртышный спешно убрал уголек в стеклянный контейнер, сел в кресло, обнял трясущиеся колени и произнес в пустоту:

– Вот оно как.

Через минуту исследователь сидел в ординаторской напротив Егора и его толстопузого напарника по санитарной работе – Семена Неверова.

Этот мужик тоже был из Некрасовки. Умом он не блистал, говорил односложно, а вот смеялся часто. Такая судьба у человека.

– Здорово, – сказал Семен, увидев Иртышного и отвлекаясь от сборника кроссвордов. – Насекомое с фасеточными глазами, три буквы.

– Жук, – с ходу влепил Иртышный. – Мужики, мышь поймайте мне, а?

– Подходит, – согласился Семен.

– Зачем? – не сообразил Вестовой, лежа на кушетке и читая вчерашний номер «Челябинец Daily».

– Две бутылки водки.

– Сколько штук? – Неверов тут же забросил кроссворд.

– Чем больше, тем лучше. Но десятка хватит.

Мышь, если разобраться, это ж мелкий грызун, вредитель. Когда он не нужен, его море, а когда надо, так всю деревню приходится на уши ставить.

К третьему дню мужики по хлевам да подвалам отловили ради науки аж восемь голов. Если их оставить в покое в тепле и сытости, то через пару месяцев будет двадцать четыре, ну и так далее. Только вот времени нет.

Вестовой зашел к Иртышному и плотно прикрыл за собой дверь. При нем была старая пластиковая канистра молочного цвета со срезанной верхушкой.

– Я сразу понял, Аркадий Петрович, что ты чего-то нашел.

Доктор с благодарностью принял поклажу, заглянул в канистру и удовлетворенно причмокнул. В обратном направлении прошли два пузыря сорокаградусной «Сталеварной».

– Пока ничего, – соврал он. – Но надо пробовать.

– Я хочу посмотреть, – настойчивым тоном заявил Вестовой.

Старший по квалификации и должности коллега был вынужден уступить. Не будет же он спорить с санитаром, работающим в дурдоме. Бесперспективно.

Экспериментатор надел перчатку из толстой кожи, заранее приготовленную для такого дела, ловко пролез худенькой ручкой в пластиковую емкость и быстро схватил самую крупную мышь. Он с помощью резиновых жгутов закрепил тело и голову грызуна на старой разделочной доске, взял скальпель.

Перепуганная мышь пищала, но доктор старался не обращать на это внимания. Надо оттянуть лапу, оттяпать стопу, затем приложить к поврежденному месту камень и перетянуть. Сработает или нет, неизвестно.

– Это зачем? – брезгливо спросил Вестовой, машинально утирая пот, выступивший на лбу, и на рефлексах скручивая горлышко бутылки.

– Нет. – Иртышный отложил скальпель в сторону. – Не верно. Вбивать нужно. Егор Федорович, придется тебе отрабатывать свои пятьдесят процентов.

Санитар сделал пару глотков из горла и сурово наклонил голову. Сапогом этой попискивающей твари на башку наступить – нет проблем, но вот так, под лампой, со скальпелем, это не просто жестоко, а даже как-то дико.

– Живодерничать прикажешь?

– Отнюдь. Я сейчас разведу ноги мыши влево и вправо, ты наложишь камень на левую и вдолбишь его молотком поближе к тазовым костям.

– Тьфу ты.

– Миллионы долларов! – стимулировал его Иртышный.

– Ты ноги-то ему раздвинь, – предложил санитар и сглотнул от волнения.

Доктор взял уголек из контейнера и поднес его к телу мыши.

– Егор, не стой! Давай, долби!

Вестовой глотнул еще. Мышь лежала на спине, попискивала и смотрела на него маленькими черными глазками.

– Долби по ноге! Да бей же ты, наконец! – не своим голосом заорал Иртышный в ухо санитару.

Вестовой взмахнул молотком. Стук в крохотной комнате прозвучал как выстрел, заглушая треск ломающейся бедренной кости.

Мышь заверещала и задергалась так, что вся разделочная доска заходила ходуном.

Брызнула кровь, но адепт от науки продолжал орать:

– Колоти, не стой! Еще давай!

Вестовой опять взмахнул молотком. Раздался удар, после которого вокруг камня, находящегося на раздробленном бедре, стала растекаться красная жидкость.