Его грубый смех обдал теплом мое ухо. Стоя так близко к нему, я вспоминала события той ночи в студенческом кампусе, которую прежде мне вспоминать не хотелось.

– Женщина за рычагами аттракциона, – прошептал он мне на ухо. – Представь, что она совершит ошибку и кто-то из-за этого пострадает. А эта работа, вероятно, была ее последним шансом, единственным местом, где ее могли взять после того, как она совершила еще большую ошибку. Может быть, авария на фабрике. Или она нарушила закон, чтобы защитить кого-то, кто был ей дорог. Какая-то почти невинная ошибка, которая может привести к ужасным последствиям.

Я повернулась к нему лицом:

– А может, у нее появится шанс проявить героизм. Эта работа была ее последним шансом, но она любит ее и хорошо справляется с ней. Она любит путешествовать, и даже если она в основном видит только парковки, все равно часто встречается с людьми. И она – человек из народа. Ошибка не по ее вине – неисправен механизм, но она принимает быстрое решение и спасает девочке жизнь. Эта девочка вырастет и станет конгрессменом или кардиохирургом. Они снова пересекаются, абсолютно случайно. Оператор колеса обозрения теперь слишком стара, чтобы путешествовать. Она живет одна, чувствуя, что зря потратила свою жизнь. И вот однажды она осталась одна. У нее сердечный приступ. Она почти умирает, но ей удается позвонить девять-один-один. «Скорая помощь» приезжает, и лечащим врачом оказывается та самая девочка.

– Конечно, оператор ее не узнает, – продолжаю я после некоторой паузы, – ведь она уже взрослая. Но доктор никак не могла забыть ее лицо. Между ними завязывается дружба. Оператор по-прежнему не путешествует, но дважды в месяц доктор возит ее в широкоэкранный кинотеатр, и они смотрят фильмы. Действие фильмов происходит в разных странах. Они смотрят «Касабланку» и едят марокканскую еду на вынос. Смотрят «Король и я» и едят сиамскую еду. Доходят до «Дневника Бриджит Джонс», где у нее рыба с жареной картошкой. Так они «проезжают» через двадцать стран, прежде чем смотрительница умирает, и лишь потом доктор понимает, что ее жизнь была подарком, который она получила лишь благодаря счастливой случайности. Прах из крематория забирает она – ее неблагодарный сын так и не пришел – и отправляется в кругосветное путешествие. Она рада, что осталась жива. Конец.

Гас уставился на меня, и лишь один уголок его своеобразного рта активно двигался. Я была почти уверена, что он улыбается, хотя глубокие морщины между его бровями, казалось, опровергали мою догадку.

– Так напиши, – сказал он наконец.

– Может быть, и напишу, – сказала я.

Он оглянулся на седовласую женщину, работавшую на рычагах.

– Пошли. Я готов прокатиться на нем, но только потому, что я чертовски доверяю этой женщине.

Никакого сюжета мы дальше, конечно, развивать не стали. От асфальта шел дневной жар. Это была неторопливая ночь под неоновым светом и скрежетом металла дешевых аттракционов. Между посещениями каждого из семи аттракционов Гас, как оказалось, мог часами есть жареную пищу и пить из липких банок пиво. У нас просто не было желания обсуждать перипетии будущего романа. В том месте, где мы находились, было просто интересно… рассказывать друг другу истории.

Гас указал на беременную девушку с татуировкой в виде колючей проволоки.

– Она имеет отношение к секте.

– Нет, – возразила я.

– Именно так, и она знает об этом. Она уже теряла ребенка. Это было ужасно. Единственное, что начинает возвращать ее к жизни, это восходящая звезда YouTube, за которой она и последует. Она от него узнает о Новом Эдеме, затем отправится на семинар, который будет длиться весь уик-энд, и уже никогда оттуда не уедет.

– Она там уже два года, – возразила я. – Но потом за ней придет младший брат. Она не захочет его видеть, и охрана попытается вытащить его оттуда. Но потом ее брат покажет результаты УЗИ. Его подружка Мэй беременна. Мальчик, до родов около месяца. Она не пошла с ним той ночью, но потом…

– Потом она попытается уйти, – вмешался Гас, – но ей не позволят. Ее запрут в «белой комнате»[34], чтобы очистить духовно. Ей будут говорить, что воздействие энергии брата временно изменило химию ее мозга и ей предстоит пройти пять ступеней очищения. Если она все еще захочет уйти после этого, то тогда ее отпустят.

– И она прошла их, – сказала я. – Читатель подумает, что она будет уже потеряна для общества. Что она застрянет в секте. Но последняя строка книги это ключ к разгадке. Они с братом часто говорили. Это, определенно, признак того, что она сохранила тайную часть себя в безопасности и что единственная причина, по которой она еще не уехала, это наличие там людей, которым она хочет помочь.

Мы катались всю ночь почти без остановок, а остановились только потому, что от долгого катания на каруселях меня затошнило. Я подбежала к ближайшему мусорному баку, где меня от души вырвало.

Хотя недавно съеденные хот-доги с чили-перцем поспешили обратно, я не могла не признать, что эта ночь в некотором роде была небезуспешной. В конце концов, чувствительный Гас заботливо убирал волосы с моего липкого лица.

– Черт, ненавижу рвоту, – сказал он и убежал, сам давясь рвотными позывами.

Ненависть, как я поняла по дороге домой, была менее неловким способом выразить свой страх. Номинант на Национальную книжную премию Август Эверетт страдал рвотной фобией с тех пор, как девочку по имени Эшли в четвертом классе вырвало ему на затылок.

– Меня не тошнило уже лет пятнадцать, – сказал он мне. – И за это время я лишь дважды страдал расстройством желудка.

Я едва не засмеялась. В целом я не находила фобии смешными, но по иронии судьбы Гас был в прошлом могильщиком, а теперь стал исследователем культа самоубийц. Ничто из того, что Грейс сказала в своем интервью, не заставило его даже моргнуть глазом, а эти катания и моя рвота вызвали в нем такую реакцию.

– Боже, прости меня, – произнесла я, взяв себя в руки. Я посмотрела на него, откинувшись на спинку пассажирского сиденья и закинув одну руку за голову. – Не могу поверить, что мой первый урок о том, как писать любовные истории, открыл в тебе столько травм. Ну, по крайней мере тебя не… ну, ты понял.

Мне не хотелось говорить слово «стошнило», просто на всякий случай.

Его взгляд метнулся ко мне, а уголок рта скривился.

– Поверь мне, я остановился в самый последний момент. Еще секунда, и все оказалось бы на тебе.

– Ух ты, – сказала я. – И все же ты поправил мне волосы. Как благородно! Как мило!

Я поддразнивала его, но на самом деле это действительно было очень мило.

– Да, если бы у тебя не было таких красивых волос, я бы не беспокоился, – заметил Гас, снова переводя взгляд на дорогу. – Но я усвоил урок. Никогда больше не буду пытаться быть героем.