до вечера переводит обширную любовную переписку». В качестве третьего типа Брешко-Брешковский выделил «борцов-альфонсов», цинично, не стесняясь, торгующих своей мускулатурой, своим телом греческого бога. «Борец культурный, умный, бывалый человек, начитанный, беседа с которым доставляет положительное удовольствие, – увы, тип не из частых», – замечал писатель.

Пятый тип – «борец-буржуа», для него борьба – кусок хлеба, «в частной жизни отличный семьянин, любящий отец, сын и муж. На сцене порой жестокий мучитель, вне подмостков – добродушный, мягкий, невозмутимый». И, наконец, последний тип – «борец-скандалист»: «При помощи ваты увеличивает себя в объеме, чтобы наводить ужас на окружающих, на прислугу ресторанов и отелей».

Нередко атлеты становились героями не только чемпионатов борьбы, но и уголовной хроники. Один из подобных случаев произошел в августе 1911 г. с африканским атлетом Жаном в одном из домов по Коломенской улице, принадлежавшем гласному Городской думы военному инженеру Н.И. Полешко.

Громадный доходный дом, где, помимо «спокойных жильцов», нашли себе приют хозяйки с «веселыми дамами», пользовался дурной славой. Здесь нередко случались ночные попойки со скандалами. Более того, местные дворники, которым надлежало следить за порядком и блюсти нравы жителей, были повязаны какой-то особой дружбой с жильцами веселых квартир и наводили страх на мирных обывателей.

Одной из «спокойных жилиц» злополучного дома была артистка увеселительного заведения. Визит к ней подруги-француженки Элеоноры Гамец со своим мужем Жаном окончился довольно неприятным конфузом. Жан отличался «колоссальным ростом» и атлетическим телосложением. Летом 1911 г. он подвизался участвовать в популярнейших чемпионатах борьбы в летнем театре «Фарс».

Супруги-французы засиделись в гостях до глубокой ночи. Затем атлет отправился нанимать извозчика, а его жена пошла следом. Неожиданно во дворе на нее набросились какие-то женщины. Француженка отчаянно закричала, призывая на помощь. Начался переполох. Из дворницкой выскочили два дворника, которые, вместо того чтобы помочь француженке, грубо схватили ее за руки и стали оскорблять. Прибежавший атлет, обладавший недюжинной силой, стал раскидывать дворников, но к ним на помощь подбежали еще трое коллег по профессии. Пятеро против одного – это уже не походило на борцовский поединок.

Борец Мурзук

В конце концов дворникам удалось справиться с французом. Супругу посадили в пролетку и увезли в полицейский участок. Как выяснилось, после нападения у француженки пропали бриллиантовые серьги – их попросту вырвали из ушей. Как раз в это время в участок пришла одна из свидетельниц потасовки во дворе и предъявила найденную ею на месте «битвы» серьгу с бриллиантом. Госпожа Гамец тотчас узнала свою драгоценность. Вторая же серьга пропала.

Пострадавший в драке борец обратился, кроме петербургской администрации, к французскому консулу, тот принял живое участие в расследовании всей этой истории. Ввиду исключительности события – «зверской расправы над двумя мирными обывателями, к тому же иностранными подданными» – полиция взяло дело под особый контроль. Участвовавших в потасовке дворников представили к увольнению, а дело о пропаже серьги передали в сыскное отделение.

Чемпион… по скандалам и обжорству

К какой категории атлетов, из описанных писателем Брешко-Брешковским, относился скандально знаменитый борец Эмиль Фосс – судить трудно, но совершенно точно то, что он ярко подтверждал тезис Брешко-Брешковского о борьбе как о «сплошном надувательстве». В конце июля 1913 г. несколько городовых доставили его в петербургский дом умалишенных после целой череды скандалов, препроводив вместе с ним «полицейский протокол». Фосс (или де-Фосс, как он себя именовал) был личностью одиозной и в то же время весьма курьезной: он славился главным образом не своими атлетическими достоинствами, а неуемными дебошами и необычайной, прожорливостью.

По паспорту Фосс значился потомственным почетным гражданином Григорием Николаевым. А его визитные карточки гласили: «Легендарный атлет, золотая душа, потомственный дворянин Саратовской губернии де-Фосс». Впрочем, на заре своей карьеры Фосс представлял себя как «чемпиона-атлета из Штеттина».

Его гастроли нередко сопровождались скандалами, организованными. с рекламными целями. Чаще всего, приехав в город, он отправлялся в вокзальный ресторан, где публично заказывал и съедал сразу десять обедов. Выйдя из ресторана, он садился в специально подготовленную извозчичью пролетку, буквально разламывавшуюся под его тяжестью, а перед началом состязаний специально для «силача Фосса» на арену выносили большое блюдо с целым жареным поросенком и четвертью водки, что (не без некоторых цирковых уловок) тут же поглощалось «на глазах у изумленной публики».

Классический пример представляет история, запечатлевшаяся в октябре 1909 г. на страницах газеты «Волжское слово». Вот что в ней говорилось: «Поволжская „знаменитость”, известный своими скандалами и обжорством борец Фосс посетил Самару. Фосс приехал в Самару из Сызрани и остановился в номерах Барсукова на Набережной улице. Пробыв там только два дня, Фосс произвел полный разгром в номерах. Все, что попадалось Фоссу в руки, он рвал и ломал и в заключение как трофей победы увез с собой скатерть, наматрацник и салфетку. Убытку Барсукову Фосс причинил более чем на 48 рублей, причем одной посуды разбил на 10 рублей».

Спустя два года, в сентябре 1911 г., подобная история повторилась в Сызрани, куда Фосс приехал и поселился на вокзале. «Своим поведением великан-скандалист наводит страх на публику: целый день пьет, ест за пятерых, ни копейки не платит, – сообщала газета „Русское слово”. – Толпа любопытных окружает вокзал. Зал первого класса, где засел Фосс, оцеплен полицией».

Появление Фосса летом 1913 г. в Петербурге, как уже говорилось выше, закончилось тем, что его под конвоем городовых препроводили в психиатрическую лечебницу, где поместили в отделение для буйных. Силач называл себя то графом де-Лашфором, то Петром Великим и утверждал, что пал жертвой газет, затравивших его. «Я знаю: я не на кладбище, а в больнице по нервным болезням, но лечиться не буду», – заявлял Фосс. Вместе с тем нахождение в доме для умалишенных нисколько не повлияло на знаменитый аппетит Эмиля Фосса. Он съедал за день по десять тарелок супа, столько же тарелок рагу, выпивал целый чан киселя и не меньше двадцати стаканов чая.

По всей видимости, надолго в больнице он не задержался. Дмитрий Сергеевич Лихачев, вспоминая свои детские впечатления о путешествии по Волге в 1914 г., припоминал «бывшего борца Фосса», которого обычно видели летом в волжских краях. «Был он огромного роста и необыкновенной толщины, – вспоминал Дмитрий Лихачев. – Говорили, что он под рубашку подвязывал себе подушку, чтобы казаться еще толще. Хвастался он дружбой с кем-то из великих князей и поэтому считал себя вправе ни за что не платить. Во время обедов он съедал множество всего. Фосс сел к нам на пароход вечером в Нижнем. Пассажиры встревожились: будет скандал. А шутники пугали: „Съест все, и ресторан закроют”. Капитан