бабульки, дав показания. Опять же многие горожане, наслышанные об этой истории, проявили «общественную активность». В результате дело все-таки дошло до суда.

Суд состоялся уже после победы Романцева и напоминал спектакль, в котором все актеры играли старательно, но через силу. За исключением адвокатов, продемонстрировавших высочайшее вдохновение. В результате парней все же осудили, но сроки дали более скромные, чем предполагалось, – двоим по два с половиной года, а главному зачинщику, Алексею Синюгину, – три с половиной.

Через несколько месяцев Анатолий Вепрев, неожиданно быстро, но как-то вполне естественно превратившийся в приятеля Тани и Вахтанга, вынужден был из органов уволиться.

– Достали, – объяснил он, – разве что «внутренним врагом» не называют. Я, конечно, понимал, что крутой тесть Синюгина всю свою мощь проявит, тем более что дочка его, оказывается, как раз, когда процесс шел, ребенка родила. Но все равно не мог поверить, что сам по себе он круче Эвереста. Должен был кто-то за ним здесь, в Градовске, стоять. Причем кто-то очень серьезный! Иначе начальники мои не метались бы, как тараканы под сапогом, и не смотрели бы на меня, как волки на ружье.

– И кто же этот «серьезный»? Какой-нибудь местный олигарх? – спросил Вахтанг, которому доводилось оперировать и простых пенсионеров с их бедными родственниками, и местных олигархов с их обеспеченными домочадцами. – Или имя этого страшного и ужасного хранится в великой тайне?

– В тайне, – подтвердил бывший следователь и выругался.

Тогда Тане показалось, что выругался он особо яростно, но позже поняла: это были цветочки. Как Вепрев умеет ругаться на полную катушку, она узнала относительно недавно, незадолго до Нового года. За три дня до убийства Леонида Борисовича Бузмакина.

Глава 11

Даже если бы она была страшной и ужасной, Игорь все равно отправился бы ее провожать. Потому что даже страшной и ужасной женщине ходить в одиночку по ночной улице опасно. Игорь не только так думал – он это хорошо знал. Более двух тысяч преступлений и происшествий, от легких до тяжких, которые в его родном городе фиксировались только за неделю, не давали повода для легкомыслия. Наверное, в Градовске статистика была куда более скромной, однако вряд ли особо радужной. Марина же была молодой и привлекательной, то есть, как считал Вандовский, подвергалась особой опасности.

Ну да, молодая и привлекательная… Игорь заметил это сразу. Еще в кабинете Романцева. Впрочем, в приемной того же Романцева сидела еще более молодая и привлекательная секретарша, однако Игорь скользнул по ней взором и – все. Мало ли он повидал (и не только повидал!) всевозможных молодых и привлекательных? Опять же секретарша никак не вписывалась в его сугубо деловой интерес, поскольку в день смерти Бузмакина дежурила другая женщина, а эта большеглазая брюнетка ходила на своих длинных ногах сильно далеко от мэрии. Не то что Марина Евгеньевна Назарова, которая как раз шастала поблизости.

– Вы, случайно, не помните, где были с шестнадцати тридцати до семнадцати? – спросил ее Вандовский подчеркнуто любезно и даже с легкой улыбкой.

– В то время, когда был убит Леонид Борисович? – уточнила Марина.

– Совершенно верно.

– Не помню. Но из здания я не выходила и вообще никуда далеко от собственного кабинета не отходила. И мой кабинет в нескольких шагах от кабинета Леонида Борисовича.

Она посмотрела с вызовом. Прямо в глаза Игорю.

Этот вызов никак не вязался ни с характером беседы (вполне мирной и даже милой), ни с характером Назаровой (как явствовало из досье, вполне интеллигентной и уравновешенной).

С чего бы вдруг такая реакция? И почему она бросила на Игоря взгляд только один раз – вот этот самый, с враждебным вызовом, – а до того, и в кабинете мэра, и в своем собственном кабинете предпочитала смотреть либо на Казика, либо вообще куда-то в сторону?

Обычно женщины не отворачивались от Игоря. Многие даже смотрели с явным удовольствием. А однажды…

Когда же это было?.. Да лет десять назад. Он как раз получил диплом юриста с одновременным «приглашением» в военкомат и отгуливал последние свободные деньки в состоянии «между двумя жизнями»: учеба позади, армейская служба впереди, а сейчас лето, отдых, турбаза под Сочи, множество классных парней и красивых девчонок – воля вольная, которая, вероятно, уже никогда не повторится.

До чего ж он был тогда весел, счастлив и бесшабашен!

Ту девушку он заприметил в общем-то случайно – в компании человек двадцати, которые совершенно стихийно, даже не будучи все знакомыми, собрались поздно вечером на берегу моря с гитарой, нехитрой закуской и бочонком вина, добытым у приграничного абхазца. У девушки были короткие светлые волосы и довольно симпатичная мордашка, но не это было главным. Главным был взгляд, который Игорь, опять же случайно, поймал на себе. Такой завороженный, полный удивления и восхищения взгляд.

Возможно, в другой ситуации Игорь повел бы себя как-то иначе, в конце концов, он никогда не был человеком, с ходу пускающимся во все тяжкие, но здесь была южная ночь, томные песни, задурманившее голову вино и то особое состояние души, когда хочется, ни о чем не думая, болтать обо всем на свете, кидаться в приключения, совершать безумные поступки.

Он подошел к девушке и, даже не спрашивая ее имени, сказал с эдакой нарочито простецкой прямотой:

– А ты мне нравишься.

В общем-то, соврал. Какое там «нравишься», если он видел ее первый раз, да и то толком не рассмотрел, разве что за вот этот взгляд зацепился? Но ему было весело – и от этого взгляда, и от собственного вранья, а еще пуще оттого, что даже в темноте заметил, как покраснело ее лицо и часто-часто заморгали глаза.

«Никак влюбилась?» – подумал он, бесшабашно прикинув, что, пожалуй, стоит обрадовать девчонку, а почему бы и нет, по крайней мере ему это совсем не в тягость. Он ничего особо не планировал, ни на что особо не рассчитывал – просто понесся вперед, как на паруснике, гонимом вольным морским ветром. Весь день он провел именно на таком паруснике, старой посудине, которая без всякого курса моталась по небурным волнам, вызывая бурное веселье немногочисленных пассажиров.

Сначала они потащились куда-то вдоль берега, почти в абсолютной темноте – ее прорезала лишь узкая лунная дорожка, отсвечивающая от морской воды. Свет от «дорожки» был красивым, но хилым, и потому под ногами почти ничего не удавалось разглядеть, лишь галька постукивала, и они брели по этой гальке, слегка балансируя на ее неровной поверхности. Обутому в кроссовки Игорю было легче, а девушка в туфельках на тонкой подошве запиналась, поскальзывалась, и