солидности отращивала аккуратные усики, а также приказала чеканить медали, изображавшие ее в виде амазонки. Однако хитросплетения нидерландской политики оказались ей не по силам, так что Филипп искал ей замену. Одним из возможных кандидатов был дон Хуан, но тут требовалось подождать, поскольку он был слишком молод. И все-таки Филипп готовил юношу к великим свершениям и в 1566 г. принял его в орден Золотого руна. Хотя его рыцари больше не устраивали собраний с правителем, потому что Филипп не терпел критики своих решений, этот орден по-прежнему считался самым престижным рыцарским обществом Европы[153].

Дон Хуан был честолюбив. Он задумал жениться на Елизавете I Английской и вернуть ее подданных в лоно римской церкви, но в то же время планировал освободить заточенную Елизаветой шотландскую королеву Марию Стюарт и, с вожделением глядя на ее портрет, мечтал сделать своей женой и ее. Филипп ставил дона Хуана на высокие посты в Испании, но считал брата слишком своевольным, чтобы поручить какое-то дело ему одному. Поэтому, хотя Филипп и намеревался в итоге поставить Хуана во главе Нидерландов, он определил ему в помощь опытного политика и воина Луиса де Рекесенса. Именно на пару с Рекесенсом дон Хуан подавил мусульманское восстание 1568–1569 гг., а в 1571-м участвовал в кампании, прославившей его имя. Это была война с турками-османами в Средиземноморье, кульминацией которой стала победа христиан в битве при Лепанто.

Историю Османской империи часто описывают как быстрый взлет при первых 10 султанах, вершиной которого стало правление Сулеймана Великолепного (1520–1566), и следующие три с лишним века упадка под властью еще 26 султанов. На самом деле поразительный территориальный рост Османской империи в конце Средневековья во многом объясняется слабостью ее соседей, и уже при Сулеймане империя фактически достигла возможного предела своей экспансии. Путь на восток преграждали персидская империя Сефевидов и натиск Московии с севера. На западе дальнейшему продвижению в христианскую Европу препятствовал оборонительный рубеж, возведенный в Венгрии Фердинандом I. А в Индийском океане португальцы поставили под свой контроль питавшую европейские рынки торговлю пряностями, пустив часть грузопотока вокруг мыса Доброй Надежды.

В Стамбуле проявляли немалый интерес к открытию Нового Света. Одна из первых карт Колумба дошла до нас в виде копии с копии, сделанной османскими мореплавателями; по распоряжению великого визиря (первого министра) ее варианты были представлены лично султану Сулейману. Но как бы ни волновала Америка османских правителей, у них не было пригодных для такой экспедиции судов, к тому же Саадиты, правители Марокко, недовольные турецкой экспансией в Северо-Западную Африку, закрыли Атлантику для кораблей османов. В Стамбуле напряженно искали способы прорвать окружение империи. Тщетно строились планы строительства каналов не только в Суэце, но и между Доном и Волгой, чтобы открыть путь в Среднюю Азию; много энергии было потрачено на усиление влияния Османской империи в Индийском океане. Однако даже отправка в 1560-х гг. флотилии с пушками и литейщиками в Ачех, что на Суматре, в помощь местному султану, который сражался с португальцами, не дала особых результатов. Ачехский султан больше полагался на шесть сотен своих боевых слонов, а пушки так и остались ржаветь[154].

При этом христианские монархи Европы полагали, что это они оказались в окружении турок. Мореходы ошибочно принимали мусульман, с которыми сталкивались в водах Индийского и Тихого океанов, за подданных Сулеймана, хотя те лишь поминали «великого владыку Запада» в пятничных молитвах. Некоторые из этих мусульман говорили по-испански, так как происходили из Испании. С испанскими изгнанниками-магометанами Фернан Магеллан встречался на Филиппинах еще в 1521 г. Но они не были агентами Стамбула и уж тем более не координировали свои действия с единоверцами на другом конце земли. Они были всего лишь несчастными жертвами гонений, волею судеб заброшенными за 12 000 км от родины[155].

Весь XVI век турки с испанцами делили Северную Африку. Испанцы размещали гарнизоны в стратегических точках на побережье Средиземного моря — главным образом для борьбы с местными пиратами, которым часто помогали военные корабли Османской империи. Эти пираты действовали на огромных пространствах. Они не только угрожали морским путям между Испанией и ее владениями на юге Италии, но и выходили в Атлантику, перерезая купцам дорогу в Новый Свет. В поисках рабов пираты, однако, не обделяли вниманием никого, совершая набеги на английское, ирландское и исландское побережья. Их промысел питал османский рынок невольников, через который в период максимальной активности проходило по 100 000 европейцев в год[156].

Во второй трети XVI в. Сулейман Великолепный заметно укрепился в Северной Африке, изгнав испанские гарнизоны из многих крепостей и отдав эти укрепления под власть своих наместников или, чаще, марионеточных династий. К 1560-м гг. в руках христиан остались только Оран и соседний порт Мерс-эль-Кебир, так что испанское побережье опасно обнажилось. Впрочем, Сулеймана и его преемника Селима II (1566–1574) в первую очередь волновали средиземноморские острова Кипр и Мальта. На этих островах гнездились корсары, нападавшие не только на торговцев, но и на паломников, добиравшихся морем в Мекку и Медину. В 1564 г. мальтийские рыцари перехватили несколько торговых судов, принадлежащих главному евнуху султана, и завладели драгоценными шелками, предназначенными для гарема самого Сулеймана. В ответ он уже на следующий год осадил Мальту, но выбить рыцарей ему оказалось не по силам.

В 1570 г. турецкий посол в Венеции предъявил от имени своего государя ультиматум, в котором тот требовал уступить ему Кипр. Получив отказ, Селим II погрузил на корабли 70-тысячную армию и отправил ее на захват острова. Масштаб угрозы объединил средиземноморские католические державы. В этом помогла и настойчивость венецианских дипломатов, которые добрались даже до Московии. Но ядром новой коалиции стал союз Филиппа II и папы Пия V, временно отложивших свой спор о вмешательстве Рима в испанские дела. Участие папы позволило союзу Испании, Венеции, Генуи и Мальты назваться Священной лигой. Но, поскольку именно Филипп предоставил основную часть средств на снаряжение флота и четвертую часть кораблей, право назначать командующего всей кампанией он оставил за собой[157].

Филипп выбрал на эту должность дона Хуана, но в приказе о его назначении оговаривалось, что тот должен слушаться Рекесенса и следовать советам опытных венецианских и генуэзских капитанов. Вместе с тем король разъяснил дону Хуану огромную политическую важность его роли, ведь раз собрав такой флот, его можно было использовать для защиты Западного Средиземноморья от новых вылазок османов. Подготовку кампании не остановила и капитуляция летом 1571 г. последней венецианской крепости на Кипре, с коменданта которой турки живьем содрали кожу. В середине сентября христианский флот вышел из