Мессины, чтобы сразиться с врагом в море, а затем идти на Кипр.

Оба флота состояли из галер, которые при слабых средиземноморских ветрах полагались на силу гребцов. В целом корабли противников были сопоставимы по размеру (40 м в длину и 6 м в ширину), хотя турецкие галеры сидели в воде глубже. Весла располагались одним ярусом, по три гребца на весло. Скамей для гребцов было по несколько десятков у каждого борта. Большинство гребцов были рабами, но загребным в конце каждой скамьи часто сажали опытного свободного моряка. Поскольку никаких санитарных удобств на борту не было и нечистоты сливались прямо в трюм, галеру можно было почуять за полкилометра. Галеры, впрочем, бывали и других размеров: например, галеас — изначально крупное торговое судно. Там зачастую сидело по пять гребцов на весле, а скамей было более 30. Высота галеаса, когда он уже стал военным кораблем, позволяла разместить пушки не только на носу, но и по бортам. У обычных галер всю огневую мощь составляла одна большая пушка на носу, которая после каждого выстрела откатывалась по специальным рельсам для перезарядки[158].

Два флота по две сотни кораблей каждый сошлись в Ионическом море — у города Лепанто (Нафпактоса) в устье Коринфского залива. Невозможно сказать, в какой мере дон Хуан определял боевой порядок христианской армады. Он пользовался советами генуэзского адмирала Джованни Андреа Дориа, с которым очень близко сошелся (дон Хуан подробно рассказывал адмиралу о своих сердечных делах и многочисленных болезнях), и, вероятно, план сражения разработал именно Дориа. Понимая, что турецкий флот попытается обойти врага с фланга, дон Хуан выстроил корабли в длинную линию, левым флангом упиравшуюся в берег. Перед этой линией он выставил шесть галеасов, что озадачило турок, принявших эти корабли за суда снабжения. Около 11 утра 7 октября турецкий адмирал холостым выстрелом из пушки просигналил о готовности к битве. Дон Хуан, уже облаченный в до блеска отполированные доспехи, ответил на вызов — но уже чугунным ядром. По всплеску от него канониры заодно уточнили наводку.

Когда османский флот приблизился, галеасы показали, зачем они нужны, встретив противника огнем бортовых орудий. После каждого залпа галеас разворачивался и палил со второго борта, пока пушки на первом перезаряжались. Проходя между галеасами, турецкие корабли попадали под обстрел носовых пушек, а с высоких бортов по беззащитным гребцам и команде вели огонь аркебузиры. Турки еще не успели вступить в ближний бой, а треть их кораблей уже потонула или не могла сражаться. Как писал итальянский свидетель битвы, наблюдать смертоносную мощь вертевшихся туда-сюда галеасов было «делом невероятным»[159].

По какой-то причине правое крыло христианского флота отделилось, позволив нескольким турецким кораблям прорваться в брешь. Но левый фланг и центр плотно держали строй и вели ближний бой. У Священной лиги и в нем было преимущество. Турецкие солдаты перебирались на галеры противника, раскачиваясь на канатах, как в голливудских фильмах, испанские же корабли были оснащены сетями и абордажными матами, что позволяло им высаживаться на палубу вражеского судна целыми группами. Высадившись, испанцы в сомкнутом строю теснили противника копьями, обеспечивая простор аркебузирам. Часть галерных рабов не приковывали, чтобы они не утонули вместе с кораблем, и теперь такие невольники вступали в бой на стороне христиан. К концу дня победа Священной лиги была столь бесспорной, что противники прекратил бой и игриво обменивались залпами из апельсинов и лимонов. Христиане захватили больше сотни турецких галер, а еще не менее 50 пошли на дно. Потери турок оценивали в 35 000 человек (почти наверняка это преувеличение), против 7500 со стороны Священной лиги[160].

Весть о триумфе христиан в Лепанто с ликованием встретили в Европе. Сообщалось, что в Риме папа Пий V восхвалял дона Хуана евангельской цитатой «Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн» и приказал объявить 7 октября праздником Девы Марии Победоносной (теперь Девы Марии Розария). Но, помимо этого, у победы при Лепанто было не много долговременных последствий. Турки скоро восстановили свой флот, а христиане перессорились, деля корабли и рабов. Из-за противоречивых указаний Филиппа II дон Хуан не мог понять, следует ли ему исполнять миссию лиги и двигаться на Кипр, а потом и дальше или лучше отвести испанские корабли на запад. Остановившись на отдых в Мессине, принц впал в меланхолию. Тем временем венецианцы заключили с султаном мир в обмен на гарантии неприкосновенности Крита, Корфу и оставшихся владений Венеции на Адриатическом побережье.

В 1573 г. Филипп II назначил Рекесенса наместником в Нидерландах с тем, чтобы тот подготовил почву для дона Хуана. Рекесенс был талантливым дипломатом и убежденным миротворцем, но Филипп запретил ему идти на любые уступки в вопросах религии. Дон Хуан тем временем повел испанский флот на Тунис, который сдался, едва корабли прибыли под его стены. Принц упрашивал Филиппа даровать ему титул короля Туниса, но вместо этого Филипп приказал плыть обратно в Италию, и город немедленно вернулся под турецкую власть. И только после смерти Рекесенса в 1576 г. дон Хуан занял давно предназначенный ему пост наместника Нидерландов. Увы, как и его предшественники, он не снискал там популярности, потому что Филипп настаивал на возвращении мятежников в католицизм.

Дон Хуан проклинал свою злую судьбу и сетовал на удел «самого обделенного рыцаря на свете». Раз за разом уступая лидерам восстания и в переговорах, и в бою, он потерял поддержку умеренной католической знати, которая пригласила австрийского эрцгерцога Матиаса занять пост наместника вместо дона Хуана. Сломленный телесно и душевно (вероятно, вследствие сифилиса), в октябре 1578 г. дон Хуан умер от лихорадки. Военное положение Испании в Северной Европе было настолько шатким, что везти тело дона Хуана на родину морем сочли слишком опасным, поскольку его могли бы захватить голландские мятежники или англичане. Вместо этого его разделили на четыре части и в седельных сумках тайно переправили через Францию в Мадрид, где соединили вместе и захоронили в Эскориале[161].

Погребение в Эскориале было честью, которой не удостоился больше ни один из габсбургских бастардов, и дону Хуану она досталась только за славную победу при Лепанто. Современники были убеждены, что Лепанто стало своего рода Божественным испытанием, которое с достоинством выдержало все христианство, но в чем заключался высший смысл этого испытания, оставалось неясным, так как турки вскоре доказали, что их армия и флот сохранили прежнюю мощь. В поисках ответа толкователи обращались не только к Библии, но и к классическим текстам, из которых тщательнее всего анализировалось пророчество Кумской сивиллы из «Буколик» Вергилия, написанных около 40 г. до