* * *

А потом Лидочки не стало, и Зарницкие перебрались в Москву. Володя поступил в девятый класс и начал ездить на подготовительные курсы, чтобы поступить на вожделенный мехмат, а Света уговорила родителей записать ее в ту же художественную школу, куда ходила Надя.

Их горячая дружба в Москве не исчезла, но, конечно, стала другой. Изменилась сама Светка: отражая перемены в жизни семьи, девочка стала более тревожной и жесткой. Бойкости своей она не утратила, но смотреть на бесшабашную подругу в строгих узких коридорах художки Наде было странновато: та вся была свобода, воздух и движение, а здесь ее природный ритм ломался и, когда Светка сердилась, казалось, рикошетил от стен. А сердилась она теперь часто.

Для занятий в художке ей не хватало усидчивости. Долгие часы в отработке штриховки, бесконечные кубы, шары и призмы, которые нужно было научиться рисовать безупречно, «если хочешь в принципе заниматься этим всерьез», причиняли Свете настоящую, неподдельную муку. В Кратове все было легко: от мольберта до рояля метров пять, в школу пробежать – еще сто, переключаться между занятиями можно было хоть двадцать раз на дню, и это давало ощущение свободы. В Москве все стало строже и сложнее, да и атмосфера в доме с уходом Лидочки поменялась кардинально: ушли в прошлое теплые семейные ужины, в холодильнике было пустовато, а попытки Любови Николаевны найти новую помощницу по хозяйству приносили довольно хилые плоды. В разгар советского упадка умение вести дом не считали профессией, поэтому на должность домашнего ангела метили либо бойкие провинциалки, которым было очень нужно закрепиться в Москве, либо капризные московские пенсионерки, не любившие проводить время в очередях за продуктами «для хозяев» и приходившие, в основном чтобы попить чаю на кухне за зарплату. Ни те ни другие в доме не задерживались: молодые приезжие сбегали на работу «по лимиту», где давали прописку, а пожилых выгоняла хозяйка, не привыкшая к низкому качеству услуг. Постепенно яичница с колбасой и макароны с сыром стали постоянным меню в доме, еще пару лет назад пропитанном ароматом пирогов. Лидочкины вышитые скатерти скучали в комодах, свитера поизносились, только шали были постоянно в ходу у красавицы хозяйки.

Володя погрузился в учебу и начал дружить с ребятами, которых не было в его кратовском детстве: увлеченными наукой, серьезными и вдохновенными. Такими, как он сам. Любовь Николаевна служила в театре, ролей у нее было много, имя ее гремело, хотя для театров, как все признавали, настали не лучшие времена. Михаил Степанович после смерти Лидочки погрузился в себя и как-то резко постарел – хотя ему было тогда всего лишь около пятидесяти, а в научной среде этот возраст считался молодежным. Он часто уходил из дома и в любую погоду подолгу молча ходил по бульварам, засунув руки глубоко в карманы пальто, и ничего, казалось, не видел вокруг. Жена начала даже беспокоиться за его психическое состояние – но в работе профессор был все так же блистателен, на его лекциях в институте востоковедения были аншлаги, статьи и книги выходили регулярно, а приглашения на международные конференции сыпались бесконечно. Правда, профессор все эти заманчивые предложения отвергал – но само их наличие подтверждало, что слава профессора Зарницкого велика, а сам он в полном порядке. И прима музыкального театра, которой еще не стукнуло и сорока, в соответствии со всеми канонами женской мудрости решила заняться собой – а про себя муж как-нибудь решит все сам.

– Слушай, а где Светка была все это время? – внезапно спросил молчавший всю дорогу Вадим, когда они вслед за синим «Пежо» сворачивали на Кратово.

– Сначала во Франции, потом в Бельгии, – сдержанно ответила Надя. Но, подумав о сидящем на заднем сиденье сыне, более любезно добавила: – Ну, ты сам сегодня все о ней и узнаешь.

Но Светка все решила иначе.

– Так, парни, смотрите. Вы сейчас возьмете сумки и пойдете в магазин к станции. Список продуктов я вам напишу. Потом вернетесь, будем готовить ужин и общаться. А пока вы ходите, мы с Надей потрещим на женские темы. – Светка хоть и командовала взрослыми людьми, делала это так уверенно, тепло и мягко, что ей и возражать не хотелось.

Старый дом изменился, но стал от этого только краше – если бы Наде кто-то сказал, что это возможно, она бы не поверила. Может, это Светкин европейский опыт помог создать такой интересный интерьер? Надя с интересом разглядывала непривычно насыщенные (и разные!) цвета стен, обивку заново перетянутой мебели, соседство старых кружевных штор с подчеркнуто современными, гладкими – все это вместе создавало ощущение одновременно старого, обжитого дома и немного музея. И, надо сказать, выглядело это очень здорово.

– Свет, какая у тебя получилась красота!

– Правда, тебе нравится? Это важно, ты ведь помнишь, каким был дом. – У Светки было какое-то странное выражение лица, она как будто пыталась посмотреть на интерьер со стороны, но не могла преодолеть нужную для этого дистанцию.

– Да-а-а-а-а, – с откровенным восхищением протянула Надя. – И смотри, ведь этот шкаф был, и картины, и даже абажур тот же самый – ты все сохранила, но с этим цветом стен и с этой расстановкой выглядит все совершенно иначе. Класс! Ты молодчина!

– Да, точно, я в основном сохранила. Почти ничего не выбросила здесь, а наверху заменила больше, там же теперь должны быть спальни для детей…

– Для детей? – Надя поддерживала контакт со Светкой, но не догадывалась о существовании каких-то детей.

– Ой, ну я же не рассказывала, а теперь придется признаваться, – Светка засмеялась. – Детей будет человек десять. Я решила школу тут открыть. Точнее, пансион для художественно одаренных детей. Вот. Ну, обсудим потом, ты главное расскажи – как ты живешь?

Подруги уже сидели за тем самым круглым столом, который когда-то, в далекий день знакомства, их мамы и бабушки накрывала на веранде покойная Лидочка. Не сговариваясь, они пришли сюда и сели, хотя мартовская погода не располагала к посиделкам на почти открытом воздухе. Самовар тревожить не стали: Светка налила кипяток из электрического чайника в пузатые хрупкие чашки с позолоченными ручками и бросила в каждую по пакетику. Времена меняются.

– Нормально живу, Светуль. Ты в принципе все обо мне знаешь. – Надя очень старалась, чтобы ее голос не звучал чересчур уныло. – Работаю, Лешка учится, Вадим творит, все как всегда.

– Это сколько же, получается, лет вы уже вместе?

– Ну, познакомились уже лет тридцать назад, почти как с тобой же… Со свадьбы в июне будет двадцать один, Лешке двадцатый год.

– Да уж, прямо все по правилам, – одобрительно усмехнулась Светка, отхлебывая чай. – Молодцы. Как же я рада вернуться и застать вас вместе, со взрослым сыном, в таком вот состоянии, когда действительно все хорошо. Просто иногда очень хочется убедиться, что и в нашем поколении есть люди, которые на это способны.

– Ну, как способны, – улыбнулась Надя. – Мы тоже не без греха и не без проблем. Ты о себе расскажи хоть пару слов? Это мы здесь, а ты-то? То уехала, сколько лет тебя не было, то вернулась и даже не звонила. Вот ты ремонт делала – это сколько времени заняло?