Спустя еще два часа томительного ожидания наконец-то появляется самолет и приземляется неподалеку. Не медля ни минуты, мы отправляемся в обратный путь. Машина низко летит над бесконечными лесами, скользит над болотами, над руслами рек и заболоченными лужицами, поросшими камышом. Лиственный лес уже окрасился цветами осени. В отблесках пурпурно-красных лучей заката отражается их палитра. То здесь, то там через узкие реки переброшены небольшие мостки – единственный след человека в этом необъятном девственном лесу. Домов совсем не видно.

Великолепие бескрайних просторов, одиночество над русскими лесами захватывают дух. Если летчик совершит здесь вынужденную посадку, он сгинет навеки. Из этой безграничной болотистой местности выбраться невозможно.

Пилот берет курс на север и спрашивает, хочу ли я посмотреть на многочисленные реки, впадающие в озеро Ильмень. Он имеет в виду Полу, Полисть и дельту Ловати. Я киваю.

Он поднимается вверх примерно на 2000 метров и осторожно высматривает вражеские самолеты. Перед нами открывается новый мир. Лучи заходящего солнца, низко висящего над горизонтом, освещают пейзаж, который останется в моей памяти на всю жизнь. Широкие, узкие и совсем узенькие реки, точно серебряные нити, переплетаются друг с другом. Теперь можно различить деревни, расположенные по их берегам. Над горизонтом возвышаются разрушенные купола и башни церквей Старой Руссы, отливая опаловым блеском вечернего зарева. Над широким озером Ильмень поднимается туман.

За час полета мы позабыли о войне. Но уже перед приземлением она снова проникает в наше сознание, вездесущая и всемогущая.

Когда мы спускаемся с самолета, автомобиль полевого лазарета Парфина уже ожидает нас на летной площадке. С благодарностью я прощаюсь с пилотом. Мой багаж с инструментами быстро грузят в открытый автомобиль, я усаживаюсь рядом с водителем, и мы отправляемся в путь. Судя по карте, следует рассчитывать на два часа езды. Нам понадобилось пять. Несмотря на это, водитель говорит:

– Сегодня мы еще хорошо добрались, господин капитан. Мне приходилось тратить на эту дорогу по восемь – десять часов.

В Парфино мы прибываем уже после полуночи. Вся местность залита лунным светом. Машина сворачивает с дороги и останавливается перед дверью лазарета. Встречающий говорит, что я должен немедленно встретиться с начальником. Он меня уже ждет. Войдя в кабинет, я испытываю легкий ужас, поскольку офицер медицинской службы, стоящий передо мной, не кто иной, как господин доктор Теобальд Кнорре.

Все обойдется. Удивительно, но я даже не даю ему заговорить первым. После корректного служебного приветствия прошу сразу же отвести меня к тяжелораненым. А тем временем для меня могут подыскать место и перенести туда мои вещи. Все это я произношу, естественно, подчеркнуто вежливым тоном, сжимая в руках свою сумку с инструментами. Ему приходится смириться и выполнить все мои просьбы. Все же господин старший полковой врач предпочитает не провожать меня лично, как можно было ожидать, а выделяет мне проводника до хирургического отделения. Оно находится через несколько домов на берегу широкой реки Ловати. Там меня встречает старший коллега, от которого поступил вызов. Кажется, он рад возможности переложить на меня ответственность.

Доктор Лиенгард намного старше меня. Это замечательный врач, который, несмотря на свои годы, по-прежнему думает только о том, чтобы помогать от всего сердца. Он тепло приветствует меня и сразу же ведет к больному, который его так беспокоит.

– Обер-фельдфебель, – рассказывает он. – По фамилии Доблер, Тони Доблер, молодой баварец, всего двадцать четыре года. – Его глаза горят. – Огнестрельное ранение шеи, прострелена левая сонная артерия, Carotis comunis.*[19] Образовалась аневризма, которая стремительно увеличивается.

Голос у него подрагивает: чувствуется, что этот опасный случай сильно взволновал его.

– Если вы ему не поможете, он пропал!

Пока мы шли к раненому, доктор поведал мне подробности. Восемь дней назад в бою Доблер был ранен в шею. Пуля вошла с левой стороны затылка, а вышла справа на уровне нервного окончания. Удивительно, что человек с таким ранением вообще остался жив. Ему нужно благодарить своего товарища, не потерявшего присутствия духа в решающий момент. Дело в том, что, когда Доблер упал, сраженный выстрелом, и пуля пробила сонную артерию, из раны брызнула струя алой крови толщиной с палец. Товарищ тут же подлетел к нему, со всей силой надавил большим пальцем на рану, остановил поток крови и держал так до тех пор, пока кровотечение постепенно не прекратилось. Несмотря на это, Доблер потерял много крови и лишился сознания. В дивизионном медпункте его как следует перевязали. Там заметили, что на месте ранения на шее образовалась огромная опухоль, которая с каждым днем пугающе увеличивалась.

– Поэтому, – заканчивает свой рассказ коллега, – его перевезли сюда. Замечательный парень. Да вы сами увидите.

Мы заходим в палату, которая находится недалеко от операционной. Доблер лежит на узкой походной кровати. На шее огромная повязка. Он спокойно смотрит на меня. Над его кроватью на черно-бело-красной ленте висит Рыцарский крест, которым он был награжден несколько дней назад. Общее состояние больного кажется мне еще вполне нормальным. К счастью, температуры нет. Значит, рана не была инфицирована.

– Давайте осторожно снимем повязку.

Доктор Лиенгард помогает мне, санитар поддерживает Тони Доблера и помогает ему немного приподняться. Повязку приходится разрезать – из-за спекшейся крови она плотно прилипла к коже. То, что мы видим, действительно вызывает крайние опасения. С левой стороны шея сильно выдается вперед. Можно отчетливо видеть, как ритмично пульсирует огромная опухоль. Положение настолько угрожающее, что я с ходу решаюсь на операцию.

Во время осмотра Тони держится очень достойно: внешне он спокоен, не произносит ни слова и лишь неуверенно посматривает на меня своими большими темными глазами. Сильный шум в шее, который слышен даже на расстоянии, внушает ему глубокий страх. От невыносимой боли он уже не может спать.

– Больно? – обращаюсь я к нему.

Он лишь слегка кивает. Да, он чувствует боль, но не хочет показывать. Его глаза полыхают, торопят, требуют, он оставляет мой вопрос без ответа.

– Нам придется оперировать, Доблер. Другого выхода нет.

Он кивает. Без долгих раздумий я принимаю решение:

– Завтра рано утром операция. Послушайте меня, Доблер, вы должны вести себя абсолютно спокойно, вам нельзя много двигаться. Вам дадут успокоительное.

Он действительно замечательный парень, простой, скромный и мужественный.

Осталось еще обсудить кое-какие вопросы в операционной. Затем мы отправляемся в главный корпус лазарета, немного выпиваем и болтаем друг с другом, но разговор не клеится. Каждый в своих мыслях с Тони Доблером.