Через десяток ударов сердца хозяин караван-сарая принял промежуточное решение. Забросив не такой и лёгкий пятнистый мешок хумана себе за спину (а ведь удобная штука! И руки свободны), он быстрым шагом направился на хозяйственный двор.

Пятеро орквудов, рассыпавшись по малому заднему двору, вовсю рассматривали снаружи загона десяток степных жеребцов:

— А ведь какая хорошая порода. Даже жаль, что всех их, видимо, скоро больше не будет. — Делано сокрушался первый.

— Ну, жизнь штука такая, — философски пожимал плечами его товарищ. — Не надо было им кое-чего делать против ветра. Я не про коней, а про их хозяев, если что. Кочевым же чётко сказали, как надо поступить; а они всем скопом — ну ерепениться.

Последнее явно было и откровенной издевкой, и скрытым оскорблением.

Молодая орчанка, ухаживающая за своими конями внутри загона, разумеется, не смогла такого стерпеть бессловесно:

— Не вам, тварям, всех предавшим, о том судить! — полыхнула она ненавистью изнутри. — Заткнитесь по-хорошему!

— О, маленький и симпатичный птенчик хочет поговорить, — глумливо заржал высокий с перебитым носом. — Эй, кочерыжка, бросай этих жеребцов, да иди к нам! Обещаем развлечение, которого раньше не знала!

Наёмник говорил на своём наречии, с ork'sha где-то схожем. Слово, которое он сейчас употребил, с равным успехом можно было трактовать и как похабное, и как не точно произнесённое, но уже из чужого языка.

— Да-а, нас как раз пятеро, — поддержал его стоявший рядом.

Двор содрогнулся от взрыва хохота.

Дочь кочевого народа вздохнула и, откровенно сдерживая рвущиеся наружу слова, молча вернулась к уходу за конями.

Орквуды, несмотря на совсем другой образ жизни, определённо в происходящем тоже понимали: сунься они за девчонкой внутрь загона, мериться силами придётся не с ней, а с её жеребцами. И понятно, чем это всё закончится.

А если начинать дорогих лошадей без затей убивать — то не было смысла и вообще затевать это всё.

— Сама скоро выйдет, — пренебрежительно махнул рукой третий из пятёрки через три минуты бесплодных попыток вызвать пигалицу на разговор. — Если, конечно, она тут ночевать не вздумала.

Орчанка спокойно протирала тряпицей одного жеребца за другим, что-то напевая и старательно держась в середине импровизированного табуна.

— Эй, неуважаемые! — внезапно раздалось из прохода между хамамом и подсобными помещениями. — Вам что, кто-то разрешил с ней говорить? Эй, уродцы, ко мне быстренько подошли!

Наемники мгновенно напряглись и переглянулись: голос, хотя и был один, звучал слишком уж уверенно. К тому же, на ork’sha. И принадлежал при этом, судя по тембру, никак не орку, а откровенному хуману.

На площадку перед коновязью между тем вышел странный человек в пятнистой одежде, явно сотканой руками гномов.

— Это ты, что ли, вместо девки отзываешься? — гоготнул на пробу старший из наемников, мгновенно оценив незнакомца.

— Это чужая для тебя девка, — хуман специально выделил интонацией слово. — С который лично я тебе разговаривать не разрешал. Потому что она моя. У тебя есть пять ударов сердца, чтоб попросить прощения таким образом, чтоб и она, и я тебя простили. Можете начинать стараться.

— Иначе что? — тот, с кем шёл разговор, не видел никакой потенциальной опасности от одинокого человека, оттого мгновенно справился с неожиданным ступором.

— Иначе те из вас, что останутся в живых, позавидуют мёртвым, — вроде даже лениво пожал плечами человек.

Делая медленные шаги вперёд и не мигая глядя на всех пятерых сразу.

— Те пятеро тупых уродцев, что выглядят так же, как вы, и явно одного с вами племени, ваши задницы спасти не успеют. — Продолжал хуман, приближаясь. — Жду извинений. Пять. Четыре.

Орквуды в недоумении переглянулись: с одной стороны, странный говорливый пятнистый человек был один. Плюс, они очень хотели пошарить в его карманах. Что-то говорило, что там есть чем поживиться.

С другой стороны, всё шло как-то не по плану, потому что не по их инициативе. Явившийся сам, раньше времени и без предупреждения незнакомец странным образом нарушал разработанный ими наскоро предварительный план.

К тому же, он сейчас явно отжимал их в глухой угол двора, откуда не было выхода. А делал он это с такой непоколебимой уверенностью в результате своих действий, что впору было начинать сомневаться: а всё ли они учли?

— Ай, он сам сюда пришел, — принял единственно возможное решение, чтоб не потерять лица, старший. — Если что, и ей потом глотку заткнем, — он многозначительно указал взглядом на загон для коней. — Со свидетелями отдельно поработаем…

— Они из того же селения, из которого были те, с которыми ты вчера уже виделся! — внезапно подала голос девка-орчанка из загородки.

Что интересно, говорила она не на Всеобщем, а на собственном языке. Орквуды сказанное, по большому счёту, поняли, хотя и не до конца (и без особого комфорта).

— Не знал, — к их великому удивлению, хуман в ответ разразился бойким тарахтением на том же наречии, словно оно было и его языком. — Это хорошо. Спасибо, что подсказала: я в петушиных криках не силён. Не понял сразу, что эти кукарекают с теми одинаково. Век живи, век учись…

Последнее была явным и встречным оскорблением.

Десятник никогда не стал бы самим собой, если бы он не умел быстро оценивать события.

Сверившись взглядом с двумя молчаливо кивнувшими ему импровизированными часовыми, находившимися в углах двора и видевшими ближайшие подступы, он убедился, что никаких случайных свидетелей дальнейшему рядом не наблюдается. По крайней мере, половина минуты у них явно была

— Работаем, — коротко кивнул он в сторону странного человека. — С девкой потом разберёмся. Время.

Этим утром у Асем возникло какое-то необъяснимое ощущение, что всё в этом мире не так уж плохо

Обосновать его природу разумом она не могла, но само чувство от этого не делалось слабее.

Самое смешное, что пятёрка отщепенцев из некогда родственного народа ещё вчера вечером напугала бы её до смертельных колик. Сейчас же, на смену парализующему и неизбежному паническому страху в такой ситуации, пришли холодная отстранённость и почти полное спокойствие: пока кони рядом, ничего не случится. А там, даст всевышний, и товарищ подоспеет.

Вадим успел вовремя. Благодарить за это нужно было явно хозяина.

От человека пахло не смытыми в хамаме благовониями и мылом: он явно натянул одежду впопыхах. Интересно, а свою невидимую кольчугу под куртку он тоже надел?

Орквуды, к её удивлению, даже не заморачивались соблюдением хотя бы подобия законов и приличий. Проклятые всеми богами твари вообще без колебаний решились на ужасный грех прямо здесь, на священной некогда земле караван-сарая.