Прыщавый мальчонка сидит на стуле перед стоящими на полу пустыми баночками колы.

Отдаленный кряк баззера выдернул Асю из накатывающей полудремы.

Отбой.

Утром Болт отправится в Ад.

2 июля 2035

Гена очнулся спозаранку и, вставая с кровати, споткнулся о стоявшую рядом картину.

– Вот блин! – выругался он вслух. – Целую неделю одно и то же, сколько можно о нее спотыкаться.

После этого он принял твердое решение, что сегодня же повесит картину, и сразу отправился в сарай за молотком и гвоздями. Зайдя в сарай, он кинул взгляд на то место, где должен был стоять молоток – тот был на месте, покрытый сантиметровым слоем пыли. Гена протянул к нему руку, и внезапно резкий порыв ветра захлопнул дверь. Тогда Болотов заметил, что в темноте ручка молотка светится. Он аккуратно взял инструмент в руки и смахнул с него пыль, свечение стало ярче. Гена, как завороженный, смотрел на молоток.

– Чего уставился? – спросил незнакомый голос.

От неожиданности Болотов разжал пальцы – упав на пол, молоток пошевелился, и у него отросли маленькие руки и ноги. Инструмент встал и, потирая ушибленный бок, сказал:

– Ну и зачем было меня бросать?

Гена застыл на месте как вкопанный, впившись взглядом в РАЗГОВАРИВАЮЩИЙ молоток.

– Ну, и что ты уставился? Второй раз тебя спрашиваю.

Гена попытался что-то сказать, но вместо слов с его губ слетали нечленораздельные звуки.

– Так, теперь он будет мямлить, – обращаясь скорее к себе, чем к Болотову, произнес молоток.

– Кто… что… кто ты такой? Чего тебе нужно? – с трудом выговаривая слова, спросил Гена.

– Я рад, что ты снизошел до разговора. Что касается того, что мне от тебя нужно… Ничего. А вот тебе, видимо, раз ты меня разбудил, нужно что-то от меня. Чего же ты хотел?

– Я… я… хотел прибить к стене картину.

– Исполняю! – Молоток щелкнул изящными пальцами и…

Болт проснулся.

Первым, что он увидел, была картина, висящая на стене камеры. А рядом на тумбочке лежал самый обыкновенный молоток.

* * *

«Пошло оно в жопу, – с досадой думал Болт. – С троих, это ж сколько тащить».

– Сколько влезет, – не пощадило начальство. – Приоритеты знаешь. А че как, еще слетаешь. Страх делает тебя пленником… Не бзди.

Суки, м-мать.

Оранжевый тусклый свет, узкой полоской льющийся в приоткрытую дверь административного корпуса, едва освещал небольшую площадку, где Болт цеплял карабин своей «линии жизни» к торчащей из стены погнутой арматуре. К железке крепились еще три туго натянутых троса, уходящих вслед за ступеньками лестницы куда-то наверх, во тьму. В Аду, бывшем административном корпусе, всегда непостижимым образом царила темнота, даже если на улице ярко светило солнце. Тросы – красный, зеленый, желтый. Женька Красин, Витька Сурьма и Ванька Дрын. Красин пропал недавно, а Сурьма с Дрыном черт-те когда.

Покончив с крепежом, Болт подергал трос, проверяя натяжение, и еще раз осмотрел подающую катушку на ремне. Вроде порядок. Без «линии жизни» в Ад не отваживался входить ни один смельчак. Она гарантировала хоть какую-то уверенность не заблудиться и вернуться обратно. Сейчас три нити отчетливо и ясно говорили только одно: трое остались где-то там. Наверху. В чудовищном, неизведанном лабиринте.

Болт посмотрел наверх, где во мраке терялись облупившиеся стены, ступени лестницы, засыпанные сухими лохмотьями зеленой краски, и натянутые кабели трех цветов.

«Словно космонавты», – почему-то подумал он.

По этим «линиям» выходящий в рейд без труда мог отыскать тела менее удачливых собратьев, снять с них драгоценный инвентарь и даже обнаружить что-нибудь важное, найденное ими в помещениях трехэтажного корпуса. Но самое главное – карта и связка ключей от нескольких помещений, в которые они все это время так тщетно пытались попасть. Каждый поход в Ад дополнялся новыми метками, позволявшими обреченным до самоубийственного отчаяния мужикам вновь и вновь прокладывать себе путь туда, наверх, где давным-давно все стало страшным, смертельно опасным и чужим. Каждый раз с путеводителя тщательно снимали копии, но новые сведения были воистину бесценны, потому что корпус имел свойство меняться. Добавлять повороты, укорачивать или удлинять лестницы, менять местами кабинеты. Раскладывать «ништяки». Подсовывать ловушки.

Болт стремился прорваться в служебный кабинет Калинина, туда, где врач по знакомству хранил личные вещи названого младшего брата. В день ареста, а взяли Болта прямо на работе, у него при себе было несколько вещиц, так, безделушек-пустышек. Но сейчас это были для него самые важные вещи на свете.

Болотов вздохнул и, сняв защитный предохранитель, слегка потравил трос, проверяя работу катушки. Хреначит, падла.

Не хотелось идти. Но он сам вызвался вместо Шпунта, хоть и выиграл бой. А за базар… Болтуны по аксиоме долго не живут. А уж тем более сейчас.

– Че, ссышь? – участливым голосом негромко спросил дежурный, просунув голову внутрь помещения и слегка перекрывая свет.

– Ссу, гражданин Данилов, – честно сознался Болотов, продолжая проверять снаряжение.

– Не бзди, вернешься. Аду троих пока явно хватило, сегодня тишина как в морге, хе-хе. Главное, карту с ключами пошукай. Может, хоть ты до места допетришь.

Хорошо, выходил с утра – после густой овощной похлебки на сале и переклички, в которой, в общем-то, уже не было никакого смысла. Дольше можно продержаться.

Шапка, бушлат вместо бронежилета поверх рабочего комбинезона. Мачете с привычной рукоятью-пистолетом в ножнах на бедре, подсумки, на груди мотоциклетный кофр без крышки, куда собирать найденное. На ногах слатанные незадолго до Катастрофы ладные военторговские берцы Bafokeng 760/3 на тугой шнуровке – и как впору пришлись, завезти успели только под один сорок третий, к подошвам которых крепилась толстая набойка из технического поролона, чтобы не производить там лишнего шума. Умно, что сказать. Хоть как-то, но берегли, не просто голышом гоняли.