Мэра Алура с нами не пошла, оставшись с дочерью, а мне не позволили даже взглянуть туда, где лежала тяжелобольная. Думать о Хлое как о потенциальном покойнике совсем не хотелось, ведь в таком случае мне придется принять на себя вину за ее смерть, пускай и опосредованную вину. Кэрлайл, помня свою ошибку, подхватил меня на руки, видимо, я мешала передвижению остальных; принц же состроил странную гримасу, будто ревность проступила на его лице.

Смешно же! К кому? Ко мне?

Выполнив функцию доставки моего тела, королевский лекарь, деликатно кашлянув, покинул просторную комнату, сославшись на необходимость осмотреть пациентку, раз дело не в лепре и опасность никому не угрожает. Он ушел, и я сразу почувствовала себя беззащитной, точно стояла голая посреди дворцовой площади.

Ричард опять принялся гримасничать, и теперь я уже не смогла определить его эмоции, настолько быстро одна сменяла другую, а может быть, так отражались языки пламени свечи на его лице.

Агве тоже села в кресло, указав Ричарду на свободный деревянный стул. Король соглашался с кочевой, принимая ее едва ли не за равную. Неужели настолько чувствовал свою вину, что не смел перечить? Как-то на него не похоже.

Меня же Кэрлайл со всеми удобствами разместил на небольшом диванчике, где без проблем поместилась бы и одна монаршая особа, однако королевская задница ютилась на колченогом табурете и не собиралась жаловаться.

Я елозила на месте, мне очень хотелось обнять сидящую с абсолютно прямой спиной женщину, даже не смотрящую в мою сторону, так, словно были мы друг другу чужими. Неужели истончившаяся нить, связующая наши жизни, сделалась настолько тонкой, что Агве больше не чувствовала меня? Такого просто не могло быть! Я не желала верить даже в саму эту мысль!

Как же она изменилась, сколько ей пришлось пережить, пока ее дочь прохлаждалась в замке, прислуживая ненавистным господам! Подумать страшно, какие муки ее терзали все время, пока мы находились порознь.

Между тем она заговорила низким, осипшим голосом, похожим на скрип несмазанных колес нашей старой кибитки.

– Вы, верно, узнали меня, ваше величество, там на площади. Вы не должны и не имеете права винить меня в смерти вашего отца даже после того, что я расскажу. Восемнадцать лет назад я точно так же, как вас сейчас, встретила прежнего короля, он приехал на охоту со своей свитой. Ему непременно захотелось убить последнего единорога, несмотря на то что тот оставался всего один, был последним из живущих.

– Вот именно! – Ричард разве что не подскочил на месте, ухватившись за ее слова, как за соломинку. – Животное было совершенно бесполезным без возможности произвести потомство. Он все равно бы погиб рано или поздно.

– Я тоже не произвела на свет потомства, – горько усмехнулась Агве, – меня теперь нужно пронзить стрелой?

– У вас есть Эмма, – неуверенно вставил мужчина.

– Вы неглупый молодой человек, прекрасно понимаете, что Эмма не родня мне.

В тот самый момент она все же посмотрела на меня с прежней теплотой и лаской. Я понимала, о чем она говорит, и не собиралась обижаться, а моя милая Агве все равно подбодрила меня, поддержала.

– По крови мы не родня, – объясняя уже Ричарду, продолжала она, – нас объединяет нечто гораздо более сильное, что куда прочнее родовых уз. Я отвлеклась. Так вот, восемнадцать лет тому назад я предупредила вашего отца о неминуемой расплате за смерть невинного существа – я видела, какую расплату ему придется принести. Точнее не так: я просто знала, что цена будет высокой, очень высокой. Но кто будет слушать кочевую, если она не возносит величественные речи? Король, решив, будто я прокляла его, погнал меня прочь. Спасибо, не забил на месте, как несчастного единорога. Мне ничего не оставалось, как уйти, я не хотела видеть происходящего в дальнейшем. Вечером того же дня меня будто потащили на аркане к тому месту, где совсем недавно состоялась наша встреча с правителем. Клянусь, меня будто звал кто-то, противиться зову не имело никакого смысла, и даже мысли не возникло о хитроумной ловушке. Кому может понадобиться прилагать столько усилий ради какой-то кочевой, верно?

– Закон о гонении вашего народа отменен. – Показалось или в голосе Ричарда было раскаяние? И почему Агве не выказала удивления? Неужели и об этом знала? – Мне жаль, что вам пришлось пережить много бед по вине… прежней власти, теперь все будет иначе.

– Я уже говорила, вы умный юноша, однако в некоторых вопросах проявляете необычайную наивность. – Агве рисковала и совсем не боялась расплаты, в то время как я не знала, как ей помочь, как указать на то, что она может перегнуть палку. Ричард терпел. Сжал кулаки, заерзал и ничего не возразил. – Слишком долго кочевых считали ходячим проклятьем, чтобы вот так одним махом все изменить. Пройдут годы до желанных изменений, и все равно я благодарна вам уже за то, то мои внуки станут жить в свободном мире без угрозы их жизням лишь за их странные для других привычки и обычаи.

– Не понимаю, как сказанное связано с моим отцом. Вы ведь собирались рассказать нечто важное. Так в чем дело?

– Я и рассказываю, вы просто не умеете слушать. Тем же вечером, когда ваш отец закончил охоту, я нашла в овраге ребенка. Девочку. Она была укутана в грязное тряпье. Я даже не сразу смогла распознать в бурых пятнах кровь, настолько вокруг все пропахло магией. Черной магией, злой. Девочка едва дышала, ее исполосованная грудь почти не двигалась. Мне стоило огромных усилий выходить ее, и все равно не удалось избавить дитя от проклятья. Я долго не могла понять причину недуга, лечила не от того, ведь ранее мне не приходилось сталкиваться ни с чем похожим. В маленьком тельце билось совершенно чужое сердце.

Я неосознанно коснулась своей груди, где до сих пор оставался едва заметный белесый шрам – если не знать, никогда не догадаешься о его существовании. От Агве не укрылся мой жест, она болезненно поморщилась. Ричард же весь превратился в слух, сделавшись похожим на каменное изваяние.

– Что потом стало с той девочкой? – еле слышно спросил он, но из-за повисшей в воздухе тишины голос его прозвучал отчетливо. – Где она сейчас?

– О, вы хорошо знакомы с ней, ваше величество. – Агве поднялась, подошла ко мне, опустилась рядышком. Я не сдержалась, обняла ее изо всех сил, ткнулась лбом в плечо, укрытое шалью. Нашивки едва слышно зазвенели, признавая во мне свою. Они тоже скучали. – Эмма – та самая девочка.

– Подождите, вы хотите сказать…

– Я говорю лишь то, что видела своими глазами, слышала собственными ушами и к чему прикасались мои руки. Темная магия, грязная магия, была там и остается до сих пор. Ее нельзя просто взять и уничтожить, пока живет та, что сотворила заклятье. Такой магии стоит лишь появиться, и ее уже не остановить.

Агве снова поднялась и подошла к королю. Тот поднялся ей навстречу и не сдвинулся с места, когда морщинистая ладонь легла ему на грудь.

– Так я и думала, – печально заключила Агве, убирая руку, – вы тоже подверглись ее влиянию. Что вы помните о том дне, когда состоялась проклятая охота?