– Мне было совсем немного лет, все как в тумане. – Ричард выдавливал из себя слова нехотя, будто под пыткой. Я его понимала, но мне хотелось узнать то, что знал он сам. Почему-то мне было важно – знать. – Отец убил… животное, я стоял неподалеку, все видел, а потом вдруг стало тяжело, на меня навалилась темнота, и в груди сделалось горячо и больно. После уже очнулся во дворце. Происходящее во все то время, что я находился без сознания, стерлось, будто ничего и не было.

– Вы должны во всем разобраться. Я чувствую зло, оно не только в ваших сердцах, но и поселилось там, где вы всегда чувствовали себя в безопасности. Замок всегда был для королевской семьи не просто домом, а настоящей крепостью, местом силы. Сейчас все изменилось, и будет только хуже.

– На что вы намекаете?

Я видела, как сжимаются кулаки Ричарда, как напрягаются его скулы. Агве же стояла и продолжала сверлить его тяжелым взглядом, не обращая внимания на знаки агрессии.

– Я не намекаю, говорю прямо. Зло нужно уничтожить. Вот только оно не так просто, как вам может показаться, и, если даже уверены, что знаете врага в лицо, будьте аккуратны, не повторяйте ошибку вашего отца, не убейте в порыве гнева невинного.

– Кочевые мастаки строить интриги и изъясняться загадками! – вспылил Ричард. – Почему нельзя сказать по-человечески? Для чего эти витиеватые речи?

– Не в моих интересах путать, ваше величество, – ответила Агве спокойно, хотя я видела, каких трудов ей стоит сохранять лицо. – Могла бы сказать иначе – сказала бы. Времени у вас мало, заемное сердце может остановиться в любой момент, когда того пожелает вложившая его в вашу грудь. Подумайте: что станет с вашим народом в таком случае? Кому перейдет власть?

– Не понимаю, какая вам забота? – Ричард прошел к двери, постоял немного и вернулся обратно. – Кочевые плюют на законы, у вас свои короли и боги. Так в чем же дело?

– Мне осталось недолго, я уже слышу голоса предков, зовущих меня, и я хочу знать, что моя девочка останется жить в королевстве, где ее станут уважать и не будут называть проклятой. Я забочусь о ней, не о вас, как бы странно и непривычно для вас ни прозвучали сейчас мои слова.

Неизвестно, как сложилась бы ситуация дальше, если бы в дверь деликатно не постучали и голос Кэрлайла не попросил разрешения войти.

– Заходи, – повелел Ричард.

Но королевский лекарь немного замешкался, прежде чем появиться в комнате.

– Прошу меня простить, ваше величество, – поклонился он. – Я осмотрел пациентку и готов поделиться своими размышлениями. Подумал, вы захотите узнать причину недуга и мое заключение.

– Это проказа? – в лоб уточнил король.

– Нет, – покачал головой доктор. – Ряд симптомов не сходится… Я бы сказал, что впервые с таким столкнулся, однако Эмма рассказала мне несколько дней назад историю… и я бы хотел попробовать одну схему лечения.

– Это проклятье, – осадила его Агве. – Болезнь вызвала сильная ведьма. Я видела ее в своих видениях. Так что никакие припарки не помогут.

– Эмма?! – вопросительно глянул на меня Кэрлайл, будто ища поддержку и ожидая, что я сейчас расскажу все про Таис.

– Да, Эмма? – будто с усмешкой посмотрела на меня Агве. Вмиг былая молодость и удаль проступили на ее лице, но тут же пропали. – Впрочем, вы, мэр лекарь, с королем можете пойти к Хло, а мне еще надо успеть поговорить с дочерью наедине. И после я присоединюсь к вам, чтобы помочь бедняжке.

На меня устремились вопросительные взгляды, и, конечно же, я кивнула:

– Мы с Агве придем позже. Разумеется, если его величество не против.

– Идем, Кэрлайл, – хмуро отозвался Ричард, не дав вразумительного ответа.

Я все поняла сама, когда он буквально вытолкал лекаря в дверной проем, не позволив тому возразить.

Пусть. Наверняка его устои и без того трещат по швам, если какая-то кочевая смеет так себя вести в обществе сильных мира сего.

Стоило двери за ними закрыться, в комнатушке повисла тишина.

– Так и будешь молчать? – спросила меня Агве.

Я же смотрела на нее, и ком слез подступал к горлу.

Агве никогда не рассказывала, как уходили ее предки, но я нутром ощущала, что именно вот так.

С гордо поднятой головой, со взглядом, смотрящим прямо, и тонкой, но счастливой улыбкой на сухих губах.

– Молчу, потому что если заговорю, разрыдаюсь, – выдавила я, стараясь сдержаться.

– Ну, иногда можно, – подходя ближе ко мне и присаживаясь напротив, ответила Агве. – Всегда быть сильной нельзя, поэтому позволять себе слабости нормально. Когда другие не видят.

Она провела рукой по моему плечу, поглаживая, и это, будто тетива, спустило невидимую стрелу.

Я разрыдалась.

Ничего нельзя изменить.

Уже нельзя.

Моя духовная мать собиралась покинуть меня, оставить один на один с жестокой реальностью. Я не могла ее винить, понимала, как тяжело ей приходилось последние восемнадцать лет, оправдывала тяжелый характер, вспышки гнева и недовольства. Она просто устала и теперь заслужила отправиться туда, где ее ждут и любят. Но разве может кто-то любить ее сильнее, чем я?

– Ну все, прекращай, – буквально через пару мгновений осадила она мои рыданья. – Я же сказала, пока никто не видит, а у меня глаза еще ого-го! Так что чего сырость развела? На платье останутся пятна от соли, придется застирывать.

От привычного бурчания в груди потеплело, губы помимо воли растянулись в улыбке, меня окутало облако, возвращая в далекое детство. Не было больше давящих стен чужого дома, вместо мягкого кресла ощущалась скамейка из неструганых досок, пахнущих смолой и еловыми иглами. Я даже начала раскачиваться в такт скрипучей кибитке, в прорехи ткани которой пробивались золотистые лучи солнца, когда меня бесцеремонно вырвали из дымки самообмана.

– Эмма, нет времени на мечты, – мягко встряхнула за плечи Агве. – Послушай, что я тебе скажу. Ты ведь не забыла о поисках покровителя, который заменит тебе меня? Тебя до сих пор держит на этом свете только моя любовь, но времени мало. И не смотри так, я готовила тебя восемнадцать лет, время пришло.

– Ты правда думаешь, что к подобному можно быть готовой? – Ответа я не ждала, только сильнее сжала зубы, стараясь не расплакаться вновь. Теплые руки матери все еще лежали на моих плечах, я чувствовала, как стремительно холодеет ее кожа, хотя в доме невыносимо жарко топили. Алура интуитивно сохраняла тепло для своей дочери, чего я уже не могла сделать для Агве.

Как же больно!

– Но он уже появился, Эмма. – Короткая пауза, после которой она продолжила: – Тот, кто хочет любить тебя, появился. Он рядом. Я едва увидела тебя с этими двумя мужчинами, все поняла. Это кто-то из них. Но кто… сказать не могу, мысли путаются.

Тянущее чувство возникло в груди, словно натянули струну гитары и она вот-вот должна либо издать протяжный, жалобный звук, либо лопнуть.