сливалось с лошадью. Его первое копье с синим острием рассекло воздух: точно в цель. Зрители закричали. Затем раздался второй сигнал горна, и Паллас сорвался с места, мчась вслед за Лореном; затем третий, и Дэмиен пустил лошадь галопом.

С находящимися на поле представителями королевских семей враждующих государств, октон стал одним из самых шумных событий, какие можно вообразить. Боковым зрением Дэмиен заметил, как дугу описало копье с синим наконечником (Лорен второй раз попал в центр мишени) и с зеленым (Паллас сделал то же). Копье Актиса вонзилось правее центра. Бросок Лидоса был коротким, и копье приземлилось в траве, вынудив лошадь Палласа отшатнуться.

Дэмиен умело обошел Палласа, не сводя глаз с поля; ему не нужно было смотреть на свои копья, чтобы знать, что они бьют по центру мишеней. Он достаточно хорошо был знаком с октоном, чтобы знать, что следует фокусироваться на поле.

К концу первого объезда стало ясно, где находилась настоящая конкуренция: Лорен, Дэмиен и Паллас попадали точно в цель. Актис, умевший метать копья стоя, не обладал таким навыком, сидя на лошади; не обладал им и Лидос.

Демонстрируя верх мастерства, Дэмиен наклонился, чтобы, не замедляясь, схватить второй набор копий. Он рискнул бросить взгляд в сторону Лорена и увидел, как он приближался к Лидосу, чтобы метнуть копье, не обращая внимания на бросок самого Лидоса, пока копье летело в полуфуте от него. Лорен справлялся с опасностью октона, просто ведя себя так, словно ее вообще не существовало.

Еще одно попадание точно в цель. Дэмиен ощущал возбуждение толпы, напряжение, нарастающее с каждым броском. Редко кто мог показать идеальный октон, не говоря уже о трех всадниках в одном матче, но Дэмиен, Лорен и Паллас еще не промахивались. Дэмиен услышал глухой удар, когда копье вонзилось в мишень слева от него. Актис. Еще три объезда. Два. Один.

Путь для скачек превратился в поток напряженных мышц лошадей, смертоносных копий и копыт, взрывающих дорожку ипподрома. Они пустились в финальный объезд, поддерживаемые восторгом, экстазом толпы. Дэмиен, Лорен и Паллас были абсолютно равны в счете, и на мгновение их заезд казался безупречным, уравновешенным, словно они были частью единого целого.

Это была ошибка, которую мог допустить любой. Простой просчет: Актис метнул копье слишком рано. Дэмиен видел это; видел, как рука Актиса выпускает копье, видел траекторию его полета, видел, как оно с болезненным стуком поразило не мишень, а крестообразную опорную стойку, на которой она держалась.

Мчась галопом, всадники обладали той инерцией, которую невозможно было остановить. Лидос и Паллас запустили копья. Оба броска были прямыми и точными, но мишени, пошатнувшейся и рухнувшей без своей стойки, больше не было.

Копье Лидоса, рассекавшее воздух с противоположной стороны пути, поразило бы либо Палласа, либо Лорена, скакавшего рядом с ним.

Но Дэмиен мог лишь выкрикнуть предупреждение, резко сорванное с его губ ветром, потому что второе копье, Палласа, летело прямо в него.

Он не мог уклониться от него. Дэмиен не знал, где находятся другие всадники, и не мог рисковать, чтобы из-за его уклонения копье причинило вред одному из них.

Инстинкт сработал раньше мысли. Копье неслось ему в грудь; Дэмиен поймал его в воздухе, крепко обхватив рукой древко, и импульс рванул плечо назад. Он выдержал его, крепче прижимая бедра, чтобы удержаться в седле. Дэмиен заметил промелькнувшее ошеломленное лицо Лидоса рядом с собой, услышал рев толпы. Он едва мог думать о себе или о том, что только что сделал. Все его внимание было приковано к другому копью, летящему к Лорену. Сердце колотилось у него в горле.

На другой стороне пути Паллас замер. В этот момент выбора Паллас мог только решить уклониться и позволить своей трусости убить принца или же не отступать и получить копье в шею. Его судьба была привязана к судьбе Лорена, и, в отличие от Дэмиена, у него не было выхода.

Лорен знал это. Как и Дэмиен, Лорен увидел это раньше — увидел, как упала стойка, и рассудил исход. В эти несколько дополнительных секунд Лорен действовал без колебаний. Он выпустил поводья — и пока Дэмиен наблюдал, как копье летит прямо в него — он прыгнул, не в сторону, а навстречу копью, перепрыгнув со своей лошади на лошадь Палласа, наклоняя их обоих влево. Изумленный Паллас качнулся, и Лорен телом крепко удерживал его в седле. Копье пролетело мимо них и приземлилось в растущей пучками траве, как дротик.

Толпа ревела.

Лорен не обращал на это внимания. Он потянулся вниз и аккуратно вытащил копье Палласа. И, направив лошадь Палласа галопом — под все нарастающие крики толпы — он метнул его, отправив лететь прямо в центр оставшейся мишени.

Завершая октон, на одно копье обогнав Палласа и Дэмиена, Лорен провел лошадь по небольшому кругу и встретил взгляд Дэмиена, приподняв светлые брови, как бы говоря: «Ну?»

Дэмиен усмехнулся. Он взвесил в руке копье, которое поймал и с места, где стоял, на дальнем конце пути, метнул его; пустил его пролететь всю невероятную длину поля, чтобы с глухим ударом поразить мишень рядом с копьем Лорена, которое, подрагивая, торчало из нее.

Безумие.

* * *

После, они венчали друг друга лаврами. На помост их донесла ликующая толпа. Дэмиен наклонил голову, чтобы принять награду из рук Лорена. Лорен снял свой золотой обруч ради лаврового венка.

Напитки лились рекой. Следующим подкреплением духа товарищества был пьянящий нектар, от которого легко было забыться. В груди Дэмиена разливалось тепло всякий раз, как он смотрел на Лорена. По этой причине он смотрел на него нечасто.

Когда день перешел в вечер, все двинулись в замок, чтобы завершить празднество под аккомпанемент мягких нот кифары и неглубоких чаш с Акиэлосским вином. Появилось хрупкое ощущение товарищества, которое крепло среди людей, в котором они нуждались с самого начала, и которое дало Дэмиену надежду — настоящую надежду — перед завтрашней кампанией.

Игры прошли успешно, и, по крайней мере, это сыграло свою роль. Их армии вступят в бой объединенными, и если в центре и шла трещина, то никто об этом не знал. Они с Лореном хорошо притворяются.

Лорен устроился на одной из соф так, словно был рожден для нее. Дэмиен сидел рядом с ним. Свеже зажженные свечи освещали лица людей вокруг них, и остальная часть зала пропадала в приятном туманном полумраке.

Из темноты вышел Македон.

Его окружала небольшая свита: двое солдат в поясах с засечками и прислуживающий раб. Македон прошел через весь зал и остановился прямо