Рабочий исчез. Сева и профессор слышали, как то справа, то слева доносилось невнятное шуршание; на их умоляющие крики бестолковый голос благодушно отвечал: “Сейчас оформим!”. Потом, чуть не сыграв дуплет чикильдеевской и профессорской головами, сверху упало что-то вроде рыбьего скелета, сваренного из кусков арматуры. Чмокнув, скелет канул одним концом в бетон, а над другим концом взошло радостное лицо.

– -Валяйте, я держу.

Сева и Потапов столь поспешно схватились каждый со своей стороны за спасительную железку, что чуть не столкнулись лбами, после чего, разумеется, стали лицемерно предлагать друг другу:

– -Пожалуйста, профессор.

– -Нет уж, после вас, Всеволод.

В этот момент труба рыгнула, и профессор, не выдержав, мелко засучил ногами и полез наверх, капая вниз бетонной жижей. Сева, как мог, подпирал его под заляпанный слизью ускользающий зад.

– -Бесконечно вам благодарны,-сказал он рабочему, оказавшись на сухом ровном пространстве и прикидывая границы благодарности. Плохо гнущимися пальцами он выудил из кармана портмоне и добыл оттуда сто рублей.-Не откажите принять.

– -Да что там! Ни к чему оно, обычные дела,-возразил рабочий, пряча бумажку.-Хорошо еще – арматурка нашлась – бросил кто-то. Попался бы чистюля – утопли,-добавил он и завершил:--Пора иттить, итить твою.

Чикильдеев снова пошевелил покрытыми серой коркой пальцами, и вдруг его ужалила страшная догадка:

– -Профессор, скорее! Мы же сейчас затвердеем!

– -Скоро схватится,-гордо подтвердил рабочий.-"Портленд"!

– -Где тут выбираются наружу?-закричал ему в лицо Сева.

– -Да хошь куда бежи – и выберешься,-благодушно отвечал спаситель.

Сева бросился в ближайший проход, с отвращением чувствуя, как бьют по ногам тяжелые мокрые штанины. Следом неуклюже семенил профессор.

Когда они с грохотом командоров ворвались в вагончик "Ставрополец", то увидели прораба в позе жреца перед тазом, в котором полыхали бумаги. Металлический шкаф был прощально распахнут, рядом ждала спортивная сумка Stentor с раздувшимися боками.

– -Не ожидали?-выстрелил ему в лоб Сева.-Не сработала труба-то. Техника в руках дикаря мертва!

– -Техника…-Фуфаев на мгновение вроде бы сник, но затем, отлягнув ногой стул, вдруг бросился вперед, крепкий и злобный, как бык на торреадоров.

– -Не уйдешь!-закричал Сева, двигаясь зигзагом в закостеневших штанах.-Держите его, профессор!

– -Держу!-отозвался профессор, и Сева, прежде чем грохнуться, успел увидеть не прежние – благодушные, а другие – похожие на зевсовы – прорабовы глаза и то, как профессор тоже покатился куда-то в угол.

Когда Сева и профессор, побыв кеглями, снова умудрились подняться на ноги, ни прораба ни сумки в вагончике не было. Над тазом вился дымок, распространяя горький запах пепелища. Несколько клочков не успели дотлеть, и Сева проворно, словно цапля, принялся выхватывать их из таза.

– -Смотрите, профессор! Здесь что-то есть!..

– -Тушите!-закричал профессор.-Дорога каждая буква!

Гремя штанинами, он, насколько мог проворно, подскочил к Чикильдееву, и они еще долго рылись в разлетающемся пепле.

– -Вы мне напоминаете патриция,-сказал Потапов.

Они оба снова сидели посреди античной запущенности профессорской квартиры. Сева возвышался над профессорским столом, завернутый в простыню. От профессорского халата, подаренного бухарским горкомом, он отказался, и в нем находился сам Потапов.

Брюки обоих стояли в углу; там же стоял пиджак профессора, растопыривший рукава в радушном приветствии.

На столе между Чикильдевым и профессором лежала дорогая добыча: обугленные бумажные клочки, а также – покоробившаяся от негодования на непристойное обращение записная книжка Чикильдеева.

Еще стоял телефон.

– -С чего начнем?-спросил Сева.

– -Позвоним семье покойного,-предложил профессор.

– -Да уж, непросто достался нам этот телефончик,-сказал Сева.- Но я бы, откровенно говоря, сначала сделал другой звонок. Конфиденциальный.

– -Вы хотите, чтобы я пошел ставить чайник?- сказал Потапов с эмоциональным окрасом.

– -Ладно,-вздохнул Сева.-Начнем с прозы.

Он раскрыл книжку, которая крякнула и тут же просыпала на стол цементную труху.

– -Не удивлюсь, если телефончик липовый,-заметил профессор.

Сева набрал номер.

– -Алло,-сказал женский голос.

– -Это квартира Иголкиных?

Трубка неприветливо молчала.

– -Вы меня слышите?-забеспокоился Сева.

Голос еще помолчал, а потом подтвердил, что слышит:

– -Никогда больше не звоните.

– -Послушайте, вы очевидно не поняли. Мы занимаемся общественным расследованием и как раз хотели узнать… помочь…

– -Вы все воры, сволочи и убийцы,-отчетливо произнес голос и на том конце повесили трубку.

– -Что там сказали?-с надеждой спросил профессор, когда Сева сделал то же самое.

– -Первый результат налицо. Мы с вами включены в элиту государства.

– -Судя по вашему ёрничеству, всё понятно,-сказал Потапов.-Теперь я могу со спокойной совестью идти ставить чай, а заодно отравлюсь газетами, так что времени у вас, Всеволод, предостаточно.

Профессор вышел, а Сева стал снова жать на кнопки телефона. Перед последней цифрой глаза его наполнились тоскливой жалостью к самому себе.

– -Алло!

Хотя это был всего-навсего катин голос, Севе показалось, будто в сердце ему впилась хрустальная заноза.

– -Говорите!-велел голос, раздраженный неуклюжим молчанием.

– -Это Сева,-выдавил Чикильдеев, ощущая, что-то неприличное в своем имени, которым обычно гордился.

– -Сева! А я уже заждалась! Я даже пораньше ушла с работы. Куда мы сегодня идем?

Чикильдееву показалось, что у него под стулом жалобно заскулила и заскреблась побитая собака.

– -Что, уже так много времени?-безнадежно спросил он.

– -Конечно. Уже вечер, Сева!

– -А вроде еще светло,-вылетело у Чикильдеева.

– -Странный разговор. Ты даже на часы не смотришь?-спросила Катя; её голос соответствующим образом изменился.

– -Видишь ли,-забормотал Сева.-У нас опять тут такое дело…

И снова, как и в прошлый раз, вдруг совершенно неожиданно оказалось невозможным дать простое и логичное объяснение своим несчастьям, а именно – рассказать, как всё было в действительности. Ну посудите сами, разве можно взять и брякнуть: "посмотрела бы ты на мои штаны, вон они стоят в углу"? Поэтому Сева попытался выразиться несколько уклончиво: