Как отметила Сьюзи, мы склонны расширять границы использования слов не только в сфере рекламы. Если раньше ведущий прогноза погоды просто говорил, что нас ждет холодный, сырой и ветреный день, то сегодня его речь наполнена метеорологическими метафорами. А если вы захотите устроиться на должность мерчендайзера или дворника, могу только пожелать вам удачи: надеюсь, вам подойдут вакансии администратора по пополнению запасов или ландшафтного дизайнера.

Именно поэтому я и сказал своему коллеге, что умираю. Я просто слегка преувеличил. Я сознательно солгал ему? Конечно, нет. Зачем мне лгать о том, как я себя чувствую, когда мне плохо? С другой стороны, я совершенно бессознательно преувеличил свою заурядную общую слабость. И, вполне возможно, назвав себя умирающим, я сделал себя только более вялым и ослабленным, чем был до этого. Слова, которые мы используем, влияют не только на то, как другие люди видят вещи. Они также влияют на то, как мы видим их[72].

Позвольте мне рассказать об еще одном простом исследовании, которое я провел. Я разделил студентов на две группы. Затем каждой вручил список из десяти прилагательных, которые они должны были вставлять в повседневные разговоры в общей сложности пять раз в день в течение недели. Одной группе я дал список «экстримальных» прилагательных, таких как «блестящий», «ужасающий» и «безнадежный», в то время как другой группе дал список «промежуточных» дескрипторов, таких как «ни то ни се», «сбалансированный» и «обычный».

В конце каждому участнику эксперимента показали шкалу с серым градиентом. Студенты должны были сказать, когда на шкале начиналась черная зона, а когда – белая. Те учащиеся, которые всю неделю употребляли сильные и крайне выразительные слова, обозначили довольно широкие области для черного и белого, то есть границы контрастных цветов сместились ближе к центральной точке шкалы, в серую зону. Студенты, которые использовали более сдержанные слова, обозначили более узкие рамки для черного и белого цветов. Как оказалось, то, что мы говорим, влияет на то, как мы видим мир вокруг.

Взгляните еще раз на список слов, который я давал ранее. Как часто вы используете слова «счастливый» и «депрессивный» в повседневной беседе? Часто! Вы, наверное, уже сделали это сегодня, даже не осознавая этого. И не без причины: увесистые по смыслу слова проще использовать, чтобы описать свое состояние.

Но использование преувеличений в итоге вызывает проблемы. К примеру, из-за повсеместного и несвоевременного употребления слова «депрессия» медицинский термин стал синонимом чувства усталости и грусти для широких масс. Теперь людей, которые действительно находятся в депрессии, – тех, кто лишился дееспособности из-за изнурительного заболевания, – просто считают слабыми. Мы все оплакивали смерть любимого человека, не получали долгожданного повышения на работе или переживали разрыв отношений. И в эти моменты было немного депрессивно. Но мы пришли в форму, не так ли? Проходили через это и собирались. И теперь, когда значение слова «депрессия» стало таким широким, мы удивляемся, почему эти депрессивные люди просто не могут взять и начать бороться?

– То же самое произошло и с такими словами, как «потрясающий» и «эпичный», – заметила Сьюзи. – Мы стали их использовать для описания событий и случаев, которые совсем не удивительны или эпичны. То же самое произошло и со словами «звезда» и «герой». Сегодня мы всех называем звездами или героями: людей, которые покупают нам кофе, подвозят нас домой или не поднимают шума, когда нам нужно перенести встречу.

Слова «трагедия» и «катастрофа» – тоже хорошие примеры. «Не могу поверить, что он пропустил пенальти. Какая трагедия!», «О нет, у меня закончился чай. Катастрофа!» Что нам делать, когда мы сталкиваемся с настоящей трагедией или когда случается настоящая катастрофа? Наш словарный запас пуст, потому что мы истратили значимые слова на незначительное.

Может быть, поэтому эмодзи стали популярными в последние годы. Они похожи на маленькие языковые шоколадные конфеты, наполненные смысловым сахаром, который мы хватаем с полок во время лингвистического…

– …кризиса? – вмешался я.

Сьюзи рассмеялась.

– Во время возникновения лингвистической потребности, – продолжила она. – Это настоящий…

Я собрался перебить ее снова, но на этот раз Сьюзи меня опередила.

– Настоящий позор. Даже не думайте назвать это трагедией!

Если мы отправимся на поиски виноватых, то нам стоит взглянуть на наших ранних предков. У них была необходимость различать крайности – светлое и темное, быстрое и медленное, – и поэтому с появлением языка на свет родились черно-белые слова.

Этот словарь, состоящий из оппозиций, по сей день контролирует наши мысли и разговоры. Он не только позволяет передать окружающим нас то, что мы чувствуем (наши эмоции, желания, намерения и отношения), но и поддерживать такие органические по своей природе, необоснованно внушаемые состояния.

Как появилась эта черно-белая речь, конечно, неизвестно. Но существует предположение, что на ее возникновение могло повлиять наше тело. Возможно, наши древние предки начали соединять противоположности в пары, опираясь на парность собственных органов и конечностей: глаз, ушей, рук и ног. В области психологии развития понятие «двойственность» соотносится с естественным присутствием в жизни ребенка пар элементов, с помощью которых он учится отделять себя от других. А понятие «децимальность» происходит от «десятичности» (от латинского decem) и соотносится с количеством пальцев на обеих руках[73]. Может ли концепция доминирования одной руки стать причиной появления предрассудков, дискриминации и стигматизации?