Безумные эстеты!

Я закатила глаза, показывая, что обо всем этом думаю, и Мэл рассмеялся.

И я даже не захотела выгнать его за это из своих покоев.

И потом, когда он, взяв мое лицо в ладони, поцеловал меня — тоже не захотела.

Ну а когда я его обняла, целуя в ответ, о “выгнать” уже и подумать не получалось.

Я отстранилась от Мэла, не расплетая, впрочем, рук, обнимавших его за шею — и темный послушно остановился. Вопросительный взгляд, в котором читалась готовность отступить, если я передумаю, успокаивал: у меня есть выбор. Моё “нет” будет услышано.

И это избавляло меня от необходимости говорить “нет” на самом деле, и любой ценой добиваться, чтобы с ним считались.

Тягуче-сладкое предчувствие прокатилось по телу при мысли о том, что сейчас будет, пробежало дрожью в животе…

И именно этот момент темный, принявший мои самокопания за сомнения, выбрал, чтобы разжать объятия!

Руки, только что обнимавшие меня за талию, скользнули по платью и опустились, он сделал попытку отстраниться...

Ну нет уж!

Я полыхнула на него возмущенным взглядом, дернула на себя, вынуждая подойти и прижаться.

У меня тут первый безусловно-добровольный секс намечается, а этот остроухий вознамерился бежать с поля боя?!

Я потянула темного за шею, вынуждая склонить темноволосую голову, и нахально поцеловала красиво очерченные губы. С уверенностью, которой сама от себя не ожидала… На миг испугалась, что это смешно, что я же не умею!.. Но Мэлу было не смешно. В темно-зеленых глазах полыхало пламя, голодное, жадное.

 И на это пламя отзывался крохотный огонек, танцующий внутри меня. Подрастая. Опаляя жаром. Я сглотнула, облизнула губы — и пламя внутри меня полыхнуло восторгом, когда Мэл сглотнул в ответ, прикрыл на мгновение глаза…

И замер неподвижно. И его бездействие больше не говорило о готовности сбежать. Он просто уступал мне поле боя, сдаваясь на мою милость — и в мои руки.

...а мое собственное пламя уже гудело в костях.

С неизвестно откуда взявшейся смелостью я погладила его плечи, чувствуя кончиками пальцев линии шрамов. Да, Мэлрис, ты прав, это красиво.

Коснулась губами местечка, где плечо переходило в шею. Поцеловала ямку над ключицами. Потерлась о гладкую грудь щекой — сперва одной, потом другой. Просто так, потому что захотелось!

Пр-р-ри-ия-атно! Хорошо!

Протянула ладонями по груди, по ребрам, по твердому животу, вздрагивающему под прикосновениями, до самого ремня. Задумчиво поводила пальчиком вдоль границы между кожей живой и кожей выделанной, помня о своих проблемах с тугой пряжкой в прошлый раз… И потребовала:

—  Сними.

Медленными, завораживающими движениями Мэл расстегнул пряжку ремня… Смотреть на это было невыносимо, не смотреть — невозможно.

И когда Мэл согнулся, чтобы избавиться от штанов, темная макушка оказалась близко-близко, и его дыхание опалило мне кожу, сбивая мое собственное дыхание, пуская галопом пульс.

Он выпрямился — и снова замер: совершенное тело, возбужденная плоть.

Мне бы никогда не хватило решимости протянуть руку, и коснуться этой плоти!

...но тем не менее, я это сделала.

Шелковистая тонкая кожица, удивительно приятная под ладонью — и то горячее, твердое, что ощущалось под нею. Дыхание Мэла, ставшее рваным, когда я просто провела пальцем вдоль выпуклой венки. Ощущение жара у меня между ног.

Реальность воспринималась мазками, урывками, и это была какая-то другая реальность — и в ней я была свободной и бесстрашной.

И эта бесстрашная я любовалась Мэлом, абсолютно нагим, за исключением многочисленных сережек в ушах и кулона на шее — Великое Ничто, как красиво!

 Эта свободная я поднимала руки, оплетая шею темного, прижималась всем телом к голой коже, и сходила с ума от мысли, что наши тела разделяет лишь моя одежда.

Эта безумная я целовала, и касалась, и принимала поцелуи с прикосновениями, пила их, дышала ими, горела!

Дернув потайной крючок на платье, я чуть не взвыла от досады: раздеваться — так долго!

И, подняв взгляд на темного, приказала:

—  Раздень меня!

Драгоценный шелк брызнул обрывками в стороны, избавляя меня сразу от всех предметов гардероба, и темный, ликующий восторг затопил меня с головой. Я толкнула Мэла к кровати, и он, ложась, потянул меня за собой. Я кусала от досады губы: мне одновременно хотелось большего, продолжения, когда он во мне, на мне — и не хотелось терять эту сладкую, пьянящую власть. Над ситуацией, над ним…

—  Подожди, — шепнул Мэл, покрывая поцелуями мои ключицы и грудь. —  Подожди...

Чего ждать? Зачем? Я хочу здесь и сейчас!

И, подтянувшись, сел на кровати, откидываясь спиной на изголовье.

—  Давай так… — и притянул меня к себе на колени.

И снова поймал губами грудь, поочередно целуя и терзая соски. Пламя затопило меня всю, взметнулось с ревом выше головы…

И реальность окончательно рассыпалась на осколки: вот я извиваюсь и трусь о Мэла там, внизу — и его рука, поддерживающая плоть, чтобы мне было удобнее.

Пальцы Мэла внутри меня, двигаются, массируют — и большой палец зажимает точку меж половых губ, отчего меня трясет, и, кажется, сыпет искрами.

Горячая, влажная плоть, к которой я прижимаюсь и ерзаю, вцепившись в плечи Мэла всеми десятью когтями, сжав зубы и зажмурившись, потому что терпеть дальше невыносимо. И я всхлипываю, скулю, потому что, если не получу его всего и немедленно, я умру, но у меня не выходит (не входит!) — и Мэл помогает мне, разводя пальцами складки половых губ, и направляя свою плоть в меня…

Ощущение тесноты — и я плавно двигаюсь вниз, замирая, давая себе привыкнуть…

Эйфория.

От того, что это движение контролирую я, и решаю тоже я, и… Там, во мне, тесно и жарко, и влажно, и узко, и скользко. И мне хочется, мне так хочется!

И губы, ласкающие мою грудь, лишь усугубляют этот голод.

И я начинаю двигаться, и руки Мэла, лежащие на моей талии, спускаются на ягодицы, и сжимают, и поддерживают, и страхуют… Но не пытаются руководить и указывать.

И я сама решаю, как я хочу — а хочу я быстрей, глубже, еще глубже и быстрей!

И при каждом подъеме мне кажется, что я умру, до того мне хорошо. И при каждом спуске вниз, мужская плоть упирается во что-то внутри меня, и от этого-то я точно умру — сладко, невыносимо, восхитительно… И если выгнуться в пояснице, то при каждом движении член Мэла скользит по чувствительному узелку клитора, и у меня темнеет в глазах. И это тоже так хорошо, что я стискиваю веки, сжимаю зубы, изгибаюсь навстречу Мэлу вся...