Вместо ответа Кобзарь сдвинул брови. Зараза, мог бы сам раскумекать. Мигом с глаз упала пелена, он встрепенулся.

— Что? — Вампир немного подался вперед.

— Место преступления, — выдавил Олег. — У меня не было времени и возможности все осмотреть. Даже если кого-то убили в моей хате… Тем более в моей хате! — Кулак стукнул по дивану. — Мне дали время очухаться. Но не оставили времени хотя бы бегло все изучить, осмотреться. Тому, кто убил девушку с Донбасса, ту самую Мэри, я не нужен в тюрьме!

— Молодец, — оскалился Вампир. — Думай дальше. Сам говоришь, копы знали, где тебя искать. Но как только вышли на тебя, кто-то снова дал тебе сигнал убегать. Даже палить начал, чтобы прикрыть твой отход. Из того, что я услышал, ситуевина выглядит именно так.

Кобзарь поскреб затылок.

— Вишь, недаром я к тебе приперся. Со стороны, свежим глазом, оно виднее.

— Это не значит, что тот, кто тебя так гонит, — друг, — заметил Вампир философски. — Шевели мозгами, Лилик, еще шевели. Подставили, подложили труп, но не для того, чтобы тебя посадить. Странный ход, согласись.

— Кто бы спорил — я не буду.

— Молодца. Зачем все эти забавы?

— Ничего так забавы.

— Ага, — ответил Вампир в тон. — Ты кому-то очень нужен на воле. Тебя заставляют делать вещи, которые при других обстоятельствах ты никогда бы не делал. И отказать не можешь.

— Что делать? Кому отказывать?

Донцов выставил руки ладонями вперед:

— Это не ко мне. Как ты там говорил, раньше еще трех задушили и сиськи порезали?

— Четырех.

— Ничего не слышал о таком. Хотя должен был, подобное свинство мимо меня не проходит. Знаешь, как я отношусь к придуркам с вавками в головах. Сам ловил бы, ментам не сдавал.

Теперь Кобзарь вытянул перед собой правую руку:

— Стоп!

— Ну?

— Не знаю, как объяснить…

— Говори, разберусь.

— Чтобы оправдать тебя, нашли убийцу Вани Золотого. Чтобы оправдать себя, я должен найти маньяка, который убивает девочек и отрезает им соски. — В голове прояснилось так, будто с перепоя хорошенько нюхнул нашатыря. — Очень странно все. Выходит, меня спускают на серийного убийцу, перед тем обставив все так, чтобы Мэри стала его жертвой, да еще и у меня в постели.

— Кто-то говорил, что будет легко, Лилик?

— Хорошо, хорошо. — Извилины бешено скрипели, в висках стучали мелкие молоточки, Олег сжал их пальцами. — Разрулю, выгребу. Видишь, мне подумать немножко надо, в спокойной обстановке. Направление движения определить, все такое… И позвонить.

Он полез за телефоном.

Вампир двигался ловко — Кобзарь не успел вытащить трубку, как он уже подбил ладонь снизу. Мобильник упал, Донцов легонько пнул его носком, подхватил, бросил на станок.

И на глазах Олега разбил молотком.

— Вот так.

— Ты… — Кобзарю не хватило слов.

— Я, — легко согласился Вампир. — Отсюда не нужно никуда звонить. Хер знает, кто прослушивает сигнал. А то, что тебя будут ловить по звонкам, яснее, чем божий день.

— Трубка чистая… была…

— Ни разу никого не набрал?

Кобзарь закусил губу. Он-то сбежал, однако Головко остался. Не трудно допустить: рыжего будут крутить, пока не выяснят, как и почему он оказался там, где находился подозреваемый в убийстве, к тому же — его приятель. Среди прочего проверят входящие звонки. Зафиксируют номер, оператора, возьмут на контроль.

— О, видишь, учишься мозговать. — Вампир понял молчание правильно. — Сиди. Дам трубку, которую не вычислят и не выследят. Но не насовсем, одолжу. Все, больше ничего не могу для тебя сделать. И на твоем месте, Лилик, я бы поспал.

Он вышел, плотно прикрыв двери.

А Кобзарь, к своему удивлению, и правда вскоре уснул, сбросив обувь и завернувшись в теплый косматый «лижнык».

Второй день он засыпал без капли алкоголя.

Забыл уже, когда такое было.

— Видишь, беда с нашим Лиликом. В такое вступить — нужно уметь.

Вместо ответа Головко налил себе водки из графинчика, рассчитанного на четверть литра. Обычно он таким не увлекался, особенно теперь, когда Нине скоро рожать. Жена терпела запах алкоголя, но не любила, и Артему приходилось считаться с этим. Но после сегодняшнего дня нужно выпить, Нина все поймет. Она звонила уже несколько раз: сидит же дома, юзает Интернет, а стрельба возле Политеха стала чуть ли не главной новостью дня. Помянули всуе его фамилию, но важнее то, что назвали Кобзаря. Конечно, Нина не сдержалась, дергала его по телефону уже четыре раза.

Дома он все ей объяснит.

Головко опрокинул в себя рюмку, запил кофе, затем сказал: вопросов по делу много.

— По каждому делу всегда есть вопросы. Если честно, уже и забыл, как оно бывает.

Тимур Нагорный потянулся к графину.

— Не пью, так хоть налью. Самому себя об-б-бслуживать — алкоголизм, Артемон.

— А меня это не волнует, — пожал плечами Головко. — Суеверия.

— Не мне об этом беспокоиться.

Рожденный левшой, Нагорный знал множество примет про левую руку.

Больше всего предостерегают от того, чтобы ею что-то брать и подавать. Как-то он узнал, что леворуких некоторые религии считают чуть ли не посланцами дьявола. А тот, кто здоровается левой, в правой держит оружие, что делает левшу опасным. С возрастом Тимур перестал заморачиваться и в свои сорок два только смеялся, вспоминая подростковые комплексы. Они были, ведь окружающая среда не приспособлена под таких, как он. Так что все вокруг в детстве казалось враждебным.

В школе Нагорного упрямо пытались переучить.

Он честно старался, но правой не получалось писать красиво. Из-за каракулей учителя сердились, постоянно снижали оценки, даже если все было правильно. Дома родители за это наказывали, чем вгоняли мальчика в депрессию. Тимур старался вырваться из заколдованного круга: исправить все мог, только изменив собственную природу, но такое было невозможно по определению. Из-за этого он понял: лучше наплевать на школьную науку. Зачем знания, когда оценивают не их, а то, какой рукой ты держишь ручку, мел или деревянный молоток-киянку на уроках труда?

Ко всему прочему мальчик заикался. Не сильно, но временами, когда накручивал себя, слова застревали и приходилось прилагать усилия, чтобы протолкнуть их наружу. То есть природа сделала Нагорного дважды не таким. Право быть другим в жестокой школьной среде приходилось отстаивать кулаками. Он мог бы иметь друзей, найти свою компанию. Но агрессия и враждебность прогрессировали стремительно, и левша, который заикался в ответ даже на легонькие шуточки, решил держаться одиночкой.