– Это Тира, пророчица, – сообщил Кнуд. – Говорят, они ходили вместе, пока не выяснилось, что она может видеть. Еще, говорят, она долго отказывалась, благо пророков хватало, но, когда очередной не проснулся после бдения, Заговоренный настоял.

– Здесь все про всех знают?

А чего он ожидал? Когда кучка людей, совсем небольшая, будто в деревне, трется бок о бок в замкнутом мирке, сплетни неизбежны.

– Конечно, – сказал Кнуд. – Как и в университете. А у вас разве не так было?

– Так. – Эрик вгрызся в куриную ножку. Когда беспокойство ушло, оказалось, что он жутко проголодался. – Не хочешь, чтобы болтали, ищи кого-то на стороне.

Впрочем, и тогда будут болтать.

– Сам-то ты больно этому правилу следовал, – хмыкнула Рагна. – Как там Мара, кстати?

– Была жива и здорова, когда я уходил, – ровным тоном произнес он. – Привет передать не смогу, извини.

– Это точно. До сих пор гадаю, что ты нашел в этой вертихвостке, когда столько красивых девчонок кругом было. Она-то в тебе понятно что: первый ученик, завидная добыча.

Эрику очень хотелось сказать, дескать, мозги он в Маре нашел, но, как ни крути, задирая юбку девчонке, меньше всего думаешь о том, что у нее в голове. Хотя с Рагной он все равно не стал бы, и не потому, что нехороша.

Отвечать в любом случае не стоило, так что он залпом опустошил кружку с пивом и уже собирался выйти из-за стола, окончательно потеряв желание есть, когда рядом дернулся и начал вставать Кнуд. Рагна обернулась, едва не выворачивая шею. Эрик проследил за ее взглядом – из своего угла поднимался Ульвар, вытягивая из-за ворота амулет.

– Вот же твари, доесть не дали… – проворчал Кнуд. – Чтоб вот на четверть часа позже!

– Я приберегу для тебя кусок пирога, – сказал Эрик.

Хотелось пожелать удачи, но все кругом вели себя так, словно ничего не происходит, и он придержал язык. Говорят, те, кто ходят в патрулях в приграничье, это пожелание считают дурной приметой. Может, чистильщики тоже.

– А для меня пирог стащишь? – улыбнулась Рагна.

– Подумаю, – фыркнул он.

– Врединой был, врединой и остался.

Она устремилась за остальными. Эрик проводил ее взглядом. Вокруг по-прежнему раздавался ровный гул голосов.

– Привыкнешь, – сказал сидевший напротив парень… Моди. В вырезе ворота блеснул амулет, такой же, как у Альмода и Ульвара. А на вид совсем молодой. Сколько он ходит, интересно? Или об этом тоже не спрашивают?..

– Может быть. Только пока мне предлагают привыкать ко всякой гадости.

В коридоре его окликнул Альмод. Эрик остановился, поджидая, пока тот догонит его.

– Первый просил передать, что твое посвящение завтра вечером, – сказал командир. – Сегодня он слишком… занят. До того – из ставки ни шагу. – Эрик кивнул. Завтра так завтра. – Зайди к казначею, забери отступные за свое плетение. Теперь это собственность ордена. Лейву я сам напишу, пока он не вздумал присвоить авторство.

– Он никогда бы…

Альмод рассмеялся так, что Эрик на миг почувствовал себя младенцем:

– Ты, считай, мертв, он – твой наставник, и кто, кроме тебя и него самого, знает, что в этом плетении твое, а что – его?

– Он не…

– Да, я вижу, что он в этом почти не участвовал. Его стихия – созидание, а не разрушение. Как и моя, впрочем, – задумчиво добавил он. – Поэтому мы с ним неплохо ладили.

– Он не стал бы! – повторил Эрик.

Альмод снова рассмеялся:

– Пари? На что? Спорим, он уже его присвоил?

– Тебе так нравится ждать от людей всякого дерьма? – медленно произнес Эрик.

– Не нравится. Но что поделать, если дерьма в этом мире – и в людях – не так уж и мало?

Эрик пожал плечами: на философские споры настроения не было.

– Через час приходи в зал для плетений, – велел Альмод. – Соберу командиров и наставников, покажешь свое, авторское. Жаль, Ульвар не успел… Ничего, потом передадут.

– Я балбес, – сокрушенно признал Эрик. – Надо было хоть Кнуду показать, время было.

– Задним умом все мы крепки. Но, раз уж зашла речь… Не привязывайся.

– То есть?

– Не заводи в ордене ни друзей, ни возлюбленных. Не привязывайся. Они умирают, ты остаешься… с очередным шрамом в душе.

Эрик посмотрел через его плечо – туда, где Тира разговаривала с каким-то парнем. Альмод усмехнулся:

– Уел. Впрочем, она меня переживет.

– Мара меня тоже.

– Мара… – Он хмыкнул. – Глупо. Спорим, она найдет тебе замену через месяц?

Эрик заставил себя разжать кулаки:

– Легко спорить о том, что невозможно проверить.

– Проверить еще легче. У меня остались знакомые в Солнечном, которые радостно изложат все сплетни. Она ведь наверняка останется на кафедре – на твоем месте.

Теперь усмехнулся Эрик:

– Из двоих, заключивших пари, один дурак, потому что не знает, но спорит, второй – подлец, потому что знает, но спорит. Кем ты считаешь меня? И кто тогда ты сам?

Он прибавил шагу. Может, напиться? Пока он все равно не полноправный чистильщик и всем на него плевать.

– Эрик, – окликнул Альмод из-за спины, – а если дурак – я?

Он обернулся.

– Я почти в этом уверен.

– Почти? – переспросил Альмод.

– И я не хочу быть подлецом.

Пацан улетел, словно ошпаренный. Альмод ухмыльнулся ему вслед. Тира взяла его под руку:

– Жарко тут. Пойдем подышим.

Он удивленно вскинул бровь. В зале трапезной, может, и было жарковато от печей и очагов, но по неотапливаемым коридорам гуляли сквозняки. Но спорить не стал: чего бы и не подышать? Весна разошлась вовсю.

Они устроились на скамейке. Тира надолго замолчала. Альмод не стал ее торопить. Сегодня утром, после известия о гибели Трюгви, она была сама не своя.

В такие моменты Альмод ненавидел собственное бессилие. Он всегда умел складно болтать, но слова пусты рядом с настоящим горем. Сначала Фроди, теперь вот Тира… Она давно дружила с Трюгви. Его вообще любили почти все, славный парень… был. Альмод-то давно взял себе за правило ни к кому не привязываться и не скорбеть. Глупо сокрушаться о неизбежном. Но говорить об этом было бы жестоко, так что все, что ему оставалось, – обнимать ее, как утром. Или молча сидеть рядом, как сейчас.

– Ты ведь видел сегодня Первого? – спросила вдруг она.

– А что?