Кириллов вернулся в спальню. Из-под одеял блестят глаза заговорщиков. Только Трофимов укрылся с головой.

– Готово у меня. Пошли!

На цыпочках, без шума Иванов, Терентьев и Правдивцев прошли мимо спящих в умывальную. Лампочка выкручена, из окна веет холодом. В решётке – брешь.

– Где же Трофимов? Славка, Трофимова нет!

Правдивцев проскользнул назад в спальную и вернулся со словами:

– Отказался. Разделся на ночь. Боится от картошки оторваться. Сдрейфил! Полезли без него, ребята.

Кириллов, вооружённый клещами, вылез в окно и осмотрелся. Часовой грелся наверху. У проволоки никого не было. Он перекусил нижнюю нитку и отогнул концы. Из окна выбрались остальные. Стали передавать Кириллову, который уже выполз за зону, вещевые мешки. Потом полезли под проволоку: сперва Правдивцев, Терентьев… Один Славка Иванов ещё остаётся в лагере.

– Славка! Ты что?

– Ребята, не могу! Нехорошо… Надо ребятам шепнуть: вдруг ещё кто-нибудь надумает. Подождите меня, ребята! Я сейчас.

Вячеслав снова исчез в оконной бреши. Для тех, кто уже был за проволокой, потекли ужасные минуты…

Славка вбежал в спальную. Вполголоса сказал:

– Товарищи пленные!

На всех нарах зашевелились люди. Многие только притворялись, будто спали, на самом деле всё слышали давно. Теперь люди сидели, откинув одеяла.

– Товарищи пленные! Инициативная группа подготовила побег. В умывальной проделана дыра в окне. Кто хочет – тот с нами, товарищи. Только неслышно и быстро!

Проговорив эти слова, Иванов бросился в умывальную, нырнул в окно, ящерицей пролез под проволокой и… увидел Терентьева.

– Ну как, Славка, сказал всем?

– Сказал. Захотят – пойдут следом. Тревоги нет. Ходу!

Вдвоём пробежали сотню метров, догнали остальных. Пустились все вместе бегом что было духу. Сперва держали направление к альпийским горам, на юг. Там леса, ущелья, можно укрыться.

– Смотрите-ка, тихо! Сколько времени бежим?

– Минут двадцать. Вот, началось. Ракета!

Со стороны покинутого лагеря взвилась в небо белая сигнальная ракета. Горное эхо разнесло по округе два винтовочных выстрела. Побег обнаружен.

– Ну, ребята, теперь уж надо «рапота, рапота». Беспрерывный кросс!

Это был марафонский бег с препятствиями, нечто небывалое в истории отечественного бега. Ощущали под ногами то рыхлую пахоту, то снег, то кочковатое болото. Взбегали на крутые косогоры, форсировали ручьи, перескакивали через пеньки на свежей лесосеке. Держались опушек, сторонились домов, селений, избегали просек, полян, дорог. На ходу соблюдали следующий походный строй: 1 + 1 + 2. Бегущий впереди именовался «ГПЗ» (головная походная застава), двое в арьергарде – «главными силами».

На рассвете, окончательно выдохшись, спрятались в густом ельнике. Земля, кое-где покрытая снегом, холодит разгорячённые потные тела. Одного оставили дежурить, слушать. Трое, прижавшись друг к другу, заснули. Веток не ломали, чтобы не оставлять лишних следов. Чью-то куртку кинули наземь, на ней улеглись, прикрывшись сверху другой. Дежурный вооружился самодельным ножом, похожим на кинжал – его изготовили ещё в лагере, на работе.

Иногда где-то поблизости слышался шум транспорта и голоса: шоссе проходило рядом, за деревьями. За день к этому шуму привыкли, к ночи он стал стихать. Не терпелось идти дальше. Но требовалось решить важный вопрос.

– Товарищи и друзья, – торжественно начал Терентьев, – разрешите вас известить, что я больше не считаю себя военнопленным. Группа объявляется партизанской. Поздравляю каждого персонально и всех вместе. Предлагается обсудить дальнейший план офицерской художественной самодеятельности в Германии. С докладом о нашем внутреннем и международном положении выступит старый любимец германской публики Вячеслав Иванов. Просим!

– На повестке дня, хлопцы, один вопрос: камо грядеши, или, по-русски, куды прёшь! Будем ли переть в соседнюю нейтральную Швейцарию, до которой двести километров нетрудного пути, или же подаваться на родину, до которой две тысячи километров труднейшего пути? Дело не в том, чтобы поскорее добраться домой. Это, как сказал Барбюс, естественное, но маленькое стремление. Дело, ребята, в тактике. Я собирал в Мосбурге проверенные сведения, когда в польском ревире у француза лежал. Есть точные данные, что швейцарцы выдавали наших пленных беглецов немцам.

– Там фашистская головка свои семьи держит. Гиммлер, и Геринг, и прочая нечисть. Нет, туда подаваться опасно.

– Согласен. Потому моё предложение прежнее: двигаться не к чужим, а к своим. На подножном корму. И маршрут, по-моему, такой: выйти на реку Инн, пограничную между Германией и Австрией, форсировать её, выйти на австрийскую территорию, добраться до реки Дунай и, переправившись через неё, очутиться в Чехословакии, то есть на земле братской и дружеской. Чехи вернее, чем швейцарцы, помогут добраться до России. Может быть, даже повоюем вместе с чехами, в их партизанском отряде.

Кириллов стал беззвучно аплодировать Иванову.

– Генерал Вячеслав, вам присваивается звание маршала и орден «За свободу от баланды»! Заседание, полагаю, пора бы закрыть. Комиссия в составе Василия Терентьева подработает резолюцию. Все награждаются сухарями по норме № 1. Вообще-то не худо бы и пообедать, но за отсутствием наличия обед откладывается до особого распоряжения. Стемнело. Трубите сбор всех частей, маршал!

Трое суток пробирались лесами, и, видимо, немало поколесили в одном районе. Нужный отрыв от погони был достигнут, следы запутаны, выработан конкретный маршрут, но… кончились все остатки продуктов. На четвёртые сутки голод стал нестерпим, идти сделалось невозможно.

– Придётся экспроприировать экспроприаторов, – говорил Терентьев. – Немцы здесь горя не видали, живут богато. Может, магазин или ларёк какой-нибудь вскроем?

– За магазин или ларёк повесят. И привлечём к себе внимание. Не забывайте, друзья, умоляю вас, что мы поставили себе целью вернуть родине троих боевых лётчиков и одного пехотного офицера-фронтовика. Ради этого, ей-богу, стоит рискнуть, но рискнуть умно, с шансами на конспирацию. Поэтому отметаются все крупные операции. Нужно пополнять запасы понемногу, в деревнях, у кулачья, у помещиков и прочих классово несознательных элементов. Дьявол, но как охота жрать!.. – и Кириллов потуже затянул поясок.

– Как-то… трудновато. Непривычно… – поёжился Вячеслав.

Кириллов нахмурился:

– Сентиментальный романс маршала Иванова! Это неожиданно! Вы, товарищ, на войне или в гостях? Может быть, вас сюда пригласили по старой дружбе на крестины племянника? Я вас что-то плохо понимаю!

Терентьев остановил Кириллова. Он положил Славке руку на плечо. Правдивцев чуть-чуть насмешливо прислушивался к этой дискуссии. Его тоже злила Славкина щепетильность.