нашими землями, она оставила на земле первые семена жизни, и каждые двадцать пять лет она дарит ей новое благословение. Многие по сей день почитают комету и строят в её честь храмы, подобные этому.

– Здесь должны быть белые свечи, которые нам нужны.

Но что-то в облике этого здания останавливает меня. Оно кажется таким мирным и простым в своём совершенстве, и я не могу заставить себя потревожить его сон. В конце концов, это комета Серилия благословила меня магией.

– Разве нет другого места? Другого способа?

Дара вздыхает:

– Нет, другого нет. Мы посреди леса. Нам придётся пользоваться тем, что удастся найти. И это здание близко расположено.

Я фыркаю:

– После того как мы в ночи шли целую милю, я бы не сказала, что это близко.

Дара складывается в улыбку.

Я неуверенно ступаю на мощёную дорожку, ведущую к двери:

– Мне нужно разбудить кого-нибудь и попросить свечи?

Дара становится зыбко-красной:

– Так много вопросов. Видимо, теперь ты Лукасу доверяешь больше, чем мне.

Я вздрагиваю, когда слышу ядовитые нотки в её голосе. Должно быть, последнее время она чувствует себя брошенной. Этого я и боялась. Я провожу кончиками пальцев по её краям:

– Не волнуйся, ты часть меня. Я всегда буду доверять тебе. Я просто не понимаю, что мне здесь делать.

– Зайди внутрь и забери свечи с алтаря.

– Просто взять?! – Я останавливаюсь. Красть свечи из храма Кометы Серилии – это почти что предательство.

Дара снова вздыхает:

– Они не отдадут тебе их просто так, и у нас нет денег, верно? Что ты предлагаешь?

– Просто… я не хочу ничего красть.

– Не считай это за кражу. Ты делаешь это для благой цели, разве нет? Ради того, что поможет мне, тебе и тому мужчине в коме, который лежит в особняке твоих родителей. Или ты о нём уже забыла?

Мою грудь словно сдавливают клещами. Я знаю, что Дара права.

– Но, конечно, если ты не хочешь всё исправлять…

Я распрямляю спину и заталкиваю подальше скрутившее меня неприятное чувство. С тех пор как я проснулась и увидела, что Дара куда-то пропала, оно стало только сильнее. Я должна это сделать, что бы ни вопила моя совесть.

В окружении теней я открываю ворота перед храмом и иду по выложенной камнем дорожке. Входная дверь не заперта и легко поддаётся. Я ныряю в ближайший угол и затаиваю дыхание. Кровь стучит у меня в висках.

Но никто не выбегает ко мне, никто осуждающе не тычет в меня пальцем так, словно готов пронзить мне сердце. Никого нет.

Внутри храм чудесен. Лунный свет, отражаясь от выбеленных стен и оконных витражей, танцует на истёршемся за долгие годы полу. В передней части храма находится алтарь, на котором в ряд стоят белые свечи: какие-то горят, какие-то нет, какие-то начинают шипеть и гаснуть, и кажется, что всё помещение светится. На секунду я представляю, что бы Лукас сделал с этим светом, окажись он здесь. Наверное, заставил бы свет свечей танцевать и кружиться по всему храму, может быть, для красоты соединил бы его с бликами на витражных окнах. С другой стороны, Дара будет только рада, если мы загасим их все.

В груди становится больно. Что бы подумал Лукас, если бы увидел меня сейчас?

Я заставляю себя крохотными шагами подойти к алтарю, останавливаюсь и поднимаю руки над рядом свечей. Их так много.

– Можешь проверить под алтарём, там наверняка есть лишние. Возьми три, никто не заметит.

Коробка с новыми белыми свечами лежит внизу, скрытая алтарным покрывалом. Я запихиваю три штуки в карман платья, сглотнув горький привкус вины.

Это место прекрасно, особенно сейчас, ночью, во тьме, но я хочу только одного – покинуть его как можно скорее.

– Отлично, – мурчит Дара. Я спиной чувствую её тёплую улыбку, когда выбегаю из храма, теперь уже не думая об осторожности. Вот я уже бегу по деревне под защитой теней, желая убежать от того, что я сделала во имя дружбы.

Глава семнадцатая

Следующим вечером, когда опускаются сумерки и мы с Лукасом играем с тенями во дворе, по лесу разносится цокот копыт. Страх вгрызается в меня, я хватаю Лукаса за руку, тащу его за огород и окутываю нас тенями. Мы жмёмся друг к другу, в ожидании дрожа от страха. Воспоминания о солдатах на пороге и деревенском рынке ещё слишком свежи.

– Всё в порядке, здесь, со мной, в темноте ты в безопасности, – говорит Дара мне на ухо.

– Как думаешь, кто это? – Моё сердце ухает в груди, как будто хочет обогнать всадников.

Лукас вглядывается в тёмный лес, но ему почти ничего не удаётся разглядеть.

– Я не уверен. Но мама говорила, что, возможно, нас навестят друзья. Может, это они?

Я ослабляю хватку.

– Не самый лучший день для гостей, – говорю я. Миранда снова жаловалась на головную боль. Говорила что-то про кошмары и что не может нормально спать. Я оглядываюсь на Дару, в сотый раз за день понадеявшись, что это никак не связано с её ночными отлучками.

Лукас касается моей теневой завесы и видит, что его рука проваливается во тьму. Он отдёргивает руку, на его лице написано удивление.

– Они правда не смогут нас увидеть?

Я качаю головой:

– Даже мельком.

– Жаль, что я своими песнями не могу укрывать себя светом. Я могу только ослепить людей при случае.

Я подавляю смешок, но улыбка всё равно прорывается:

– Твой свет чудесен. И у тебя с каждым днём всё лучше получается управляться с ним.

Топот копыт становится всё громче, но Лукас слегка унял мой страх. Через некоторое время четверо всадников – двое взрослых и двое детей на пони позади – останавливаюсь на дворе Лукаса. Его лицо светлеет:

– Это действительно наши друзья! Пойдём, Эммелина, ты должна с ними познакомиться. – Он вскакивает на ноги и бежит к новоприбывшим, пока я осторожно разгоняю тени.

– Осторожно, – предупреждает Дара. – Ты не знаешь, можно ли им доверять. Не дай им увидеть, что ты умеешь делать. Нам совсем не нужно, чтобы столько людей знали о твоём даре.

– Если они друзья Лукаса, это должны быть порядочные люди, – шепчу я.

Дара рычит:

– Лукас всего не знает! Он может ошибаться. Мы с тобой вдвоём лучше это определим. Мы должны решать сами.

– Не волнуйся, я буду осторожна. Видишь? Я медленно отпускаю тени. Они ни за что не узнают.

Последнее время такие вспышки случаются у неё всё чаще. Надеюсь, когда мы проведём ритуал, она придёт в