Шрифт:
Интервал:
Закладка:
WTF_LEO: Спускайся ко мне, я расскажу.
В его комнате горит прикроватный свет, на ноги уже натянуты бело-серые домашние спортивные штаны.
– Боюсь, я теперь без штанов не смогу уснуть. Кошмары будут сниться! – со смехом комментирует мой взгляд.
Я молча стою рядом с его кроватью, чувствуя себя полной дурой.
– Классная пижама, кстати, – осматривает меня с иронией и чешет весок.
– Твой дружок Келли тоже заценил, – напоминаю.
– Извини за него, – согласно кивает мне Лео.
И это первый раз, когда он принёс мне извинения за страдания, перенесённые по вине его приятеля.
– Извинения приняты. Так что там у тебя были за условия?
– Так это… ты их уже выполнила.
– Когда? – у меня аж уши к черепу прижимаются.
– Когда согласилась спуститься. Всё-таки беседа с глазу на глаз о важном – это всегда лучше.
– Лучше, – соглашаюсь.
– Спрашивай, что ты хотела узнать… проводя этот свой тест… на…?
– Чувствительность.
– Ах, да, чувствительность.
– Я хотела знать, чувствуешь ли ты свои ноги.
Лео округляет глаза, и в них нет и тени серьёзности.
– Это было больше похоже на прелюдию…
И вот почему сейчас я краснею, а не он?
– Извини, – говорю.
Лео кивает.
– Ну допустим, есть чувствительность. Что дальше?
В моей груди не просто взрывается фейерверк счастья, там чёртовы празднования весны и жизни! И всё это, разумеется, тут же выплывает на моём лице улыбкой. Я даже сама чувствую, как горят мои глаза.
– Лео! Это же означает, что ты можешь… в смысле, в теории способен ходить!
– Это вряд ли.
Игривость его как рукой снимает. Взгляд становится металлически холодным.
– У тебя есть ещё ко мне вопросы?
У меня были тысячи вопросов, пока он был дружелюбным. А сейчас ощущение, словно в прорубь окунули. Уже в который раз.
– Нет. Спокойной ночи.
– Спокойной.
LÉON – Falling
Спустя неделю я прихожу к выводу, что в Багдаде всё не так и спокойно. Лео всё-таки нравятся мои ноги. Не полностью, похоже, а только та часть, которая от колена и выше. Причём, в точку над коленом он пялится при каждом удобном случае (когда думает, что я не вижу или просто не обращу внимания, ведь в коленях ничего запретного нет), а вот туда, где мои бёдра уже хорошо так растекаются в дельту, он смотрит реже, но зато как! Как будто выныривает из воды, пробыв под ней лет десять, и этот взгляд – его первый вдох.
Ну и я, разумеется, не могла на это не отреагировать. Не то, чтобы намеренно (но если быть честной, то у женщины вообще сложно понять, где намеренно, а где естественно), но я начинаю иногда себе позволять утренние или же поздние вечерние вылазки в одной футболке – воды попить. Футболка не короткая, конечно, но прикрывает «дельту» едва-едва. Постепенно эта вольность оказывает ощутимое воздействие на график Лео: он всё дольше задерживается в холле – теперь даже работает здесь иногда, перетащив свой ноутбук. А утром (ладно, сознаюсь, каждое утро), когда я спускаюсь за стаканом горячей воды, он уже не спит.
– Что ты так рано поднимаешься? – спрашиваю его в восемь утра.
– Работы много, – отвечает, не отрываясь от экрана.
И я не знаю, в курсе он или нет, но в этих чертогах Снежной королевы повсюду можно увидеть своё отражение: в больших стёклах панорамных окон, глянцевых дверцах кухонных шкафов, да даже звёздный пол отражает!
Я подхожу к шкафчику, в котором хранятся стаканы и тянусь, долго выбирая подходящий из пяти совершенно одинаковых. Если бы в такие моменты Лео был способен оторвать свой взгляд от моих ног сильно выше точки над коленом, то он бы увидел, что я почти всегда за ним наблюдаю в отражении дверцы посудомоечной машины. Просто, она и есть самое натуральное зеркало. Но этот парень всегда так поглощён тем, что видит, что ничего не видит.
На следующий день я прихожу за водой в семь тридцать, и слышу, как Лео чистит зубы в ванной.
Ещё через день в семь тридцать его зубы уже вычищены.
К концу недели он расправляется с этой утренней процедурой уже к шести, а дальше я просто взываю к своей совести и устанавливаю будильник на восемь утра.
Вообще, спать так долго по утрам – это роскошь, которой до эпохи Лео в своей жизни я совсем не знала. Странно, что только теперь вдруг поняла, какой комфортной и разнообразной, насыщенной, в каком-то смысле даже лёгкой она стала. И тяжёлой тоже, конечно – но это мои эмоции и привычка слишком близко принимать к сердцу страдания других. Лео тут ни при чём, виновата только его боль.
Marie Laforet – Ivan, Boris et moi 1967
Вскоре мою голову посещает идея получше: как-то раз я имела удачу посещать занятия по йоге, пока весенний шквал налоговых деклараций не выбил это благое начинание из графика. Когда в мае девятый вал работы спал, на занятия, к сожалению, я больше не вернулась, но на память мне остались сказочный бирюзовый коврик, спортивный топ с лямочками (больше похожий на лифчик) и коротюсенькие шортики в той же цветовой гамме.
Всё это дело я притаскиваю из дому уже в первый же после этой мысли понедельник, и во вторник, когда все жильцы маленьких стеклянных аквариумов собираются на работу, выползаю на террасу… заниматься. Мне так сильно не жарко, что зубы стучат, поэтому то, что должно было быть йоговскими фигурами, становится энергичной разминкой. Лео, который по своему новому графику уже успел к этому моменту переместиться в холл, выглядит расстроенным. Мне даже жалко его. Ну просто, с его кровати в данный момент открывается на меня вид, как в кинотеатре. Он мог бы себе лежать и наслаждаться представлением, а вместо этого вынужден высматривать подробности сквозь стекло холла, стекло бортика террасы и горшки с гортензиями.
Дважды у него возникает срочная необходимость порыться в ящике своего комода: один раз он приезжал за проводком, второй раз за… ещё одним проводком. К этому моменту мне уже совсем не холодно, и я выворачиваю своим не только способным, но в этот день ещё и немыслимо мотивированным телом немецкие кренделя Pretzel.
Само собой, такие талантливые шоу, как моё, не могут остаться не замеченными любой потенциальной публикой. Да и вообще, единственный зритель – это же просто кощунство.
Короче, в доме напротив я получаю аудиторию. Высокий, раздетый по пояс мужик курит, не отрывая от меня глаз. Красивый, зараза. И состоятельный, судя по длине и размеру террасы, опоясывающей его квартиру. А в ней всё даже круче, чем у нас.
На два этажа ниже ещё один – этот, одетый в розовую рубашку и синие брюки, пьёт кофе и улыбается. Обалдеть, думаю! Сколько ж в этом городе холостяков!