Я передам тебе… рассказ одного отважного человека, Эра, сына Армения… он был убит на войне; когда через десять дней стали подбирать тела уже разложившихся мертвецов, его нашли еще целым, привезли домой, и когда на двенадцатый день приступили к погребению, то, лежа уже на костре, он вдруг ожил, а оживши, рассказал, что он там видел.

Он говорил, что его душа, чуть только вышла из тела, отправилась вместе со многими другими, и все они пришли к какому-то божественному месту, где в земле были две расселины, одна подле другой, а напротив, наверху в небе, тоже две. Посреди между ними восседали судьи. После вынесения приговора они приказывали справедливым людям идти по дороге направо, вверх по небу, и привешивали им спереди знак приговора, а несправедливым – идти по дороге налево, вниз, причем и эти имели – позади – обозначение всех своих проступков. Когда дошла очередь до Эра, судьи сказали, что он должен стать для людей вестником всего, что здесь видел, и велели ему все слушать и за всем наблюдать. Он видел там, как души после суда над ними уходили по двум расселинам – неба и земли, а по двум другим приходили: по одной подымались с земли души, полные грязи и пыли, а по другой спускались с неба чистые души. И все, кто бы ни приходил, казалось, вернулись из долгого странствия… они приветствовали друг друга, если кто с кем был знаком, и расспрашивали пришедших с земли, как там дела, а спустившихся с неба – о том, что там у них. Они, вспоминая, рассказывали друг другу – одни, со скорбью и слезами, сколько они чего натерпелись и насмотрелись в своем странствии под землей (а странствие это тысячелетнее), а другие, те, что с неба, о блаженстве и о поразительном по своей красоте зрелище.

Но рассказывать все подробно потребовало бы, Главкон, много времени. Главное же, по словам Эра, состояло вот в чем: за всякую нанесенную кому-либо обиду и за любого обиженного все обидчики подвергаются наказанию в десятикратном размере, рассчитанному на сто лет… кто оказывал благодеяния, был справедлив и благочестив, тот вознаграждался согласно заслугам. Что Эр говорил о тех, кто, родившись, жил лишь короткое время, об этом не стоит упоминать [22].

немало тех, кто пришел с неба, попалось на этом, потому что они не были закалены в трудностях. А те, кто приходил с земли, производили выбор, не торопясь: ведь они и сами испытали всякие трудности, да и видели их на примере других людей. Поэтому, а также из-за случайностей жеребьевки для большинства душ наблюдается смена плохого и хорошего… Стоило взглянуть, рассказывал Эр, на это зрелище, как разные души выбирали себе ту или иную жизнь. Смотреть на это было жалко, смешно и странно. Большей частью выбор соответствовал привычкам предшествовавшей жизни.

Эру же не было дозволено испить этой воды. Он не знает, где и каким образом душа его вернулась в тело. Внезапно очнувшись на рассвете, он увидел себя на костре.

Меня направлял человек с сияющим лицом и в блистающих одеждах. Мы молча шли как будто бы в сторону восходящего солнца в день летнего солнцестояния. Так мы пришли к очень глубокой и широкой бесконечной долине. Она раскинулась слева от нас, и одна ее сторона была ужасна, с бушующим пожаром, в то время как другая была столь же невыносима – с неистовым градом и ледяной метелью, вихрями кружащейся повсюду… Так как повсюду, куда ни глянь, несметные толпы изувеченных духов терпели поочередно то одну, то другую пытку без передышки, у меня зародилась мысль, что это, должно быть, ад, о немыслимых муках которого я был так наслышан. Но мой проводник, шедший впереди, ответил на мои мысли: «Не верь в это, – сказал он, – это не ад, о котором ты думаешь…»

Мы вошли в этот мрак, и он быстро сгустился настолько, что я не видел ничего, кроме силуэта и облачения моего провожатого… Я видел, как там и сям вверх взмывали огненные шары и непрестанно падали в бездну, как языки пламени при их взлете были полны человеческих душ, которые искрами устремлялись вверх вместе с дымом, подброшенные в высоту, а потом, когда нестойкое пламя рассеивалось, их затягивало обратно в глубины…

Тот, кто вел меня до сих пор… Он направил меня в сторону восходящего зимнего солнца и быстро вывел из мрака в безмятежность и свет. Выведенный им на свет, я увидел перед нами исполинскую стену… Мы достигли этой стены и вдруг очутились на самом ее верху… Это была чрезвычайно широкая и приятная глазу равнина, от нее исходил такой аромат цветов, что чудесный запах быстро вытеснил мерзкую вонь мрачного горнила у нас позади… На этом лугу было не сосчитать людей в белых одеждах, они во множестве сидели повсюду веселыми компаниями… Я уже думал было, что это и есть царство небесное, о котором был наслышан. Но он ответил на мои мысли: «Нет»…

Когда мы миновали это обиталище блаженных, я увидел впереди нас гораздо более благодатный свет, чем прежде, и услышал сладчайшие звуки людского пения. Настолько удивительным было благоухание, исходящее оттуда, что аромат, который я счел непревзойденным, когда ощутил его, теперь показался мне самым заурядным; и чудесный свет, сияющий над полным цветов лугом, по сравнению со светом, который явился мне сейчас, казался слабым и жалким [23].