Это был Джонатан.

Джонатан сидел на подоконнике. Похоже, спрыгивать внутрь емупока не очень хотелось. Наверное, он думал, что Джессика снова замахнется нанего антенной. Она все еще крепко сжимала «Юриспруденцию» и нервноперекладывала ее из одной руки в другую.

Джонатан сидел, поджав под себя одну ногу, а колено другойноги подтянув к подбородку. Судя по всему, он уже не очень боялся.

Он почти ничего не говорил. Видимо, решил дать Джессикевремя успокоиться. Сейчас он не щурился, как в школьной столовой, его глазабыли широко раскрыты. И никакой сонливости. Быть может, он тоже страдалфотофобией — боялся дневного света?

Джессику порадовало то, что он не прячет глаза за темными очками.Глаза у Джонатана были очень красивые.

Молча, не спуская с Джессики глаз, он наблюдал за тем, какона мало-помалу овладевает собой.

— Я не знала, что ты — полуночник, — наконецсумела выговорить она.

— А они тебе не сказали? — рассмеялсяДжонатан. — Ну, ясное дело.

— Они про тебя знают?

— Конечно. С первого дня, как только я сюда переехал.

Джессика недоверчиво покачала головой. В нее вколачивалинауку полночи добрых шесть часов подряд, но ни Рекс, ни Десс, ни Мелисса неудосужились хоть словом обмолвиться о том, что в городе есть еще и пятыйполуночник.

— Секундочку, — проговорила Джесс. Ей вдругкое-что пришло в голову. — А ты — единственный, о ком мне не рассказали?Сколько же еще таких?

Джонатан усмехнулся.

— Только я, я один, — сказал он. Джессика смотрелана него в упор. Она все еще не вполне совладала с собой и мало что понимала.

— Да нет же, больше никого нет, — более серьезносказал Джонатан. — Только про меня они умолчали.

— А что, они тебя не любят? Он пожал плечами.

— Я не член их клуба, понимаешь? То есть, Рекс — оннормальный парень, а Десс вообще классная. — Он помедлил. Наверное, нехотел говорить плохое про Мелиссу. — Но просто они все воспринимают ужслишком серьезно.

— Слишком серьезно?

— Ага. Ведут себя так, словно они выполняют какое-тосверхважное задание по поручению Всемирного Совета Полуночников или кого-нибудьтакого же пафосного.

— А Всемирный Совет Полуночников существует? —поинтересовалась Джессика.

Джонатан рассмеялся:

— Нет. Но Рексу ужасно хотелось бы, чтобы существовал.Он считает, что все эти штуки, связанные с полуночью, имеют какое-то, жутькакое тайное, глубокое и мистическое значение.

Джессика непонимающе заморгала. А она и не думаласомневаться в том, что тут действуют глубинные и мистические силы. Да-да, ейвсе именно таким и казалось — глубоким и мистическим.

— Ну а ты как думаешь, Джонатан?

— Я думаю, что нам очень повезло — мы хозяева целогомира. В нем можно играть, его можно исследовать. Что хочешь — то и делай. Изачем нужно придумывать какую-то там великую цель?

Джессика кивнула. С тех пор как на нее напал темняк, тайныйчас для нее превратился в трагедию, в смертельную угрозу. Но ведь самый первыйее сон был совсем иным. Он был таким… легким.

— Для Рекса, — продолжал Джонатан, — времясиневы — будто какой-то толстенный учебник, и он все время по нему готовится квыпускному экзамену. А для меня это переменка.

Джессика кисло глянула на него:

— Между прочим, на площадке для игр — здоровенныегромилы.

Он пожал плечами:

— А я обгоню любого громилу. Мне это всегда удавалось.

Джессика подумала: «Ой, не врет ли он?» Но Джонатан вел себялегко и непринужденно. Он сел на подоконник верхом и сидел ни разу не взглянувчерез плечо. Не боялся упасть.

— Вам всем, похоже, тайный час очень нравится, —грустно проговорила Джессика. — Каждый из вас находит в нем какую-торадость. А для меня это просто кошмар, страшный сон. Эти твари… эти тварипытались меня убить прошлой ночью.

— Десс мне так и сказала.

— Она рассказала тебе про меня?

— Да, еще тогда, когда Рекс заметил тебя, в самыйпервый день. А сегодня утром она дала мне твой адрес. А ты что же, думала, чтоя тебя с помощью экстрасенсорных способностей разыскал?

— Если честно, я думала — по телефонной книге.

— Вас туда. еще не внесли, — с улыбкой ответилДжонатан. — Я проверил. Но Мелисса «прозвонила» тебя прошлой ночью поэкстрасенсорной службе «411»,[20] а Десс позвонила мне.

— Десс дала тебе мой адрес, а мне про тебя нерассказала?

— Она бы рассказала, но только не при Рексе. Мы с ним…не сходимся характерами. Если честно, я так думаю, что ему не помешало быпринять меня в клуб. Но Десс предпочитает в это не вмешиваться.

— О… — Джессика прижалась спиной к стене. —Чем дальше, тем запутанней…

— Да, это просто ужасно, что ты так скоро столкнулась стемняком, — признался Джонатан. — Но прошлой ночью по всему городучто-то жуткое творилось. То ли у темняков был канун Нового года, то ли ещекакой праздничек. А ты первый раз вышла из дома в полночь?

Джессика уже собралась было утвердительно кивнуть, нопокачала головой. Она совсем забыла про первую ночь. Из-за того, что Десс иРекс ей весь день вколачивали в голову легенды и историю полуночников, онастала думать только об опасностях, которые таило в себе время синевы, а очудесной замершей грозе успела позабыть.

— Наверное, это здорово, — тихо промолвилаона, — радоваться тому, что ты — полуночник.

— Не надо так называть меня, — так же тихоотозвался Джонатан. — Я не «полуночник». Это словечко Рекса.

Джессика нахмурилась:

— А мне оно кажется вполне нормальным. В нем естьсмысл, и оно уж точно звучит лучше, чем, скажем, «двадцатичетырехчасовик».

— Пожалуй, да, — с улыбкой кивнул Джонатан. —Да и слово «полночь» мне нравится. По крайней мере с тех пор, как я переехал вБиксби.

Джессика вдохнула поглубже для храбрости и бросила взгляд назалитую синим светом улицу. Еще до того, как наступило время синевы, ночь былаочень красива и романтична, а уж теперь — и подавно. Листья, опадавшие свеличавых дубов, замерли в воздухе, будто стайки птиц с темным оперением.Синева перекрасила желтые и красные листья в черные.

Джессика вспомнила, как выглядели в первую ночь дождевыекапли, как кончики ее пальцев освобождали их из полночного плена. Интересно, аесли она будет прикасаться к листьям, станут ли они падать? Ей вдруг захотелосьпробежаться по улице, выхватывая из воздуха пригоршни листвы. Когда она жила вЧикаго, там она никогда не могла пройти мимо сосулек: всегда обламывала их, словноэтим могла разрушить чары зимы.