Он стал припоминать все подробности их короткого знакомства. Ничто не ускользнуло из его памяти: почти каждое слово, ею сказанное, и выражение ее лица вставали перед ним. Никакой надежды. Дружба! Молодые девушки охотно награждают этим чувством друзей любимого человека. Она уже любила Жоржа до их встречи. Он нарочно обманывал себя, сомневаясь в этом хоть на одну минуту. Но если бы она тогда и не любила, как могла бы она колебаться в выборе теперь?.. Да, всё, что есть лучшего в жизни, принадлежит этим баловням судьбы, потому что им и без того дано многое. «Что ж, пусть будет так, – сказал Андрей, и мрачный огонёк сверкнул в его глазах. – Цветы попадаются и на самых печальных жизненных путях. Пусть их срывают другие и мирно наслаждаются ими; мы же, скромные труженики, удовольствуемся одними терниями и плакаться не будем».

Он вздохнул и решительно уселся за работу. На несколько часов он переселился в мир чисел, нашёптывая» цифры, совещаясь с ключом, делая разные исчисления, работая с озлобленным прилежанием, не поднимая головы. Необходимо было доставить письмо заблаговременно на конспиративную квартиру, потому что человек, отправлявшийся в Дубравник, уезжал в тот же день.

На конспиративной квартире он застал Лену, которая исполняла там свое дежурство.

– Получили вести из Дубравника, касающиеся вас, – сказала Лена. Она вынула из ящика письмо Зины, еще влажное от химического реактива. – Вот, а тут ваше имя, – сказала она, указывая на группу цифр на последней странице.

Андрей прочитал следующее: «Дело мое осложняется, и Андрей хорошо сделает, если приедет». Ничего более подходящего нельзя было придумать, и Андрей тотчас же решил принять это приглашение.

– Что вы на это скажете? – спросила Лена сдержанно. – Поедете?

– Конечно! – ответил Андрей.

– Я так и думала. – Девушка нахмурилась.

Андрей знал, что Лена не одобряет его решения, и знал почему.

– Я должен ехать, – сказал он, как бы извиняясь. – Хотя Зина и не настаивает, но я знаю, что она не стала бы звать меня, если бы не серьёзная необходимость.

– И вы бросите пропаганду между рабочими, когда она у вас так хорошо шла, и всё остальное? – сердито продолжала Лена, не слушая его. – Всегда так случается с нашими революционерами из привилегированных. Они ждут первого предлога, чтобы броситься в террористическое предприятие.

Лена была «народница» по убеждениям, или, точнее, чистая «пропагандистка». Социалистическая пропаганда между крестьянами и рабочими была, по ее мнению, единственная форма деятельности, на которой революционеры должны сосредоточить свою энергию. Не следовало обращать внимания на преследования правительства, которые только отвлекают от социализма в сторону политической борьбы. Она очень ценила Андрея как одного из лучших пропагандистов и сердилась за то, что он оставляет свою работу, быть может, навсегда. Ничего нет легче, как сломать себе шею в таком деле, какое затевалось в Дубравнике. Она горячо напала на него, упрекая в непоследовательности.

Андрей добродушно запротестовал:

– Я охотно продолжал бы свою работу здесь, – сказал он, – но с нашей стороны было бы постыдно не попытаться освободить товарищей.

– Нет ничего постыдного для партии, если она применяет свои силы наиболее производительно для дела, – возразила Лена.

– Так, по-вашему, Борис и его товарищи настолько бесполезны для дела, что их не стоит освобождать? – резко спросил Андрей.

– Они не хуже лучшего из членов нашей партии, – возразила Лена, – но нам всё время придётся слоняться около тюрем, если мы вздумаем освобождать всех, кто этого заслуживает.

– Самое лучшее, значит, оставить их гнить в тюрьме, не правда ли? – иронически заметил Андрей.

– Остающиеся в живых не имеют права рисковать собою, чтобы откапывать мертвецов. У них более важное дело на руках, – ответила Лена, нисколько не смутившись.

– Так что вы посоветовали бы рудокопам, когда их товарищи засыпаны обрушившейся шахтой, продолжать свою работу и не освобождать погребённых, потому что это связано с риском? – подсказал Андрей.

– Оставьте, ради бога, рудокопов в покое, потому что они ничего не доказывают! – воскликнула Лена. – Сравнение – не аргумент. Мы не верим в наше дело, в этом вся суть. Если бы мы верили в него, у нас хватило бы выдержки не отвлекаться в сторону.

– Нет, покорно благодарю, – презрительно усмехнулся Андрей, – не завидую такой телячьей выдержке и не претендую на нее.

Он очень рассердился на Лену за ее, как он называл, узкое доктринёрство. Лена тоже, в свою очередь, злилась. С самого утра, по прочтении письма Зины, она кипела негодованием при одной мысли, что Андрей бросит свое дело. Они чуть-чуть не поссорились, но в конце концов помирились.

– Зачем попусту тратить время на ссоры? – сказал Андрей. – Вы очень хорошо знаете, что я поеду в Дубравник, что бы вы ни говорили. Так как мне не удастся повидать вас до отъезда, то лучше нам попрощаться теперь.

Они расцеловались, хотя Лена все еще дулась на Андрея за его легкомыслие. Но он старался смягчить ее, уверяя, что скоро вернётся. Через месяц или около того он явится с тремя освобождёнными товарищами, которых уговорит присоединиться к ее кружку.

Прежде чем оставить Петербург, Андрей привёл в порядок все свои дела, передав свой рабочий кружок опытному товарищу. Всё уладилось так быстро, что через два дня он уже ехал в Дубравник и чувствовал себя бодрее, чем когда-либо за последнее время.

Часть вторая

Под огнём

Глава I

Снова Давид

Никто из петербуржцев не знал адреса конспиративной квартиры в Дубравнике. Андрея поэтому направили к двум сёстрам, Марии и Екатерине Дудоровым; у них он мог узнать про Зину.

Не без затруднений добрался он до тёмного переулка, где они жили, и нашёл их мрачный, неоштукатуренный дом из красного кирпича.

На самом верху бесконечной каменной лестницы с провалившимися ступеньками Андрей остановился перед выкрашенной жёлтой краской дверью. Квартира, он догадывался, была тут, потому что выше уже помещались одни чердаки. На его звонок отворила дверь высокая, бедно одетая девушка с болезненным цветом лица; на вид ей можно было дать не то двадцать лет, не то и все тридцать.

– Что вам угодно? – холодно спросила она, не поднимая глаз на посетителя.

– Сестры Дудоровы здесь живут? – спросил Андрей.

– Войдите, – пригласила девушка.

Андрей вошёл в комнату, поразившую даже его привычный глаз нигилиста своею бедностью. За всю мебель, если бы ее продать, едва можно было выручить несколько рублей.

Комната была разделена на две половины ситцевой занавеской. Передняя часть, в которой очутился Андрей, служила гостиной, а за занавеской помещалась спальня.

– Что вам