– Э, – я задумалась, – не помню.

– Так вот и не стоит за это просить прощения. Никогда. Ни перед кем. Ты – женщина. И этим все сказано.

Я чувствовала, как наполняюсь волшебным ощущением восхищения. Мне хотелось, чтобы оно длилось вечно. Не прекращалось. Чтобы Женька говорил, говорил. Мне это было так важно. Как обезболивающая пилюля, как сеанс психоанализа или завораживающей мантры. Поэтому я спросила:

– Ты далеко ушел?

– Смотрю на твои окна.

Я заморгала от неожиданности. А Женя продолжал:

– Жду, когда ты их зашторишь.

– Что?

– Третий этаж, Вика. Мне на улице все видно.

Я забегала по кухне, как включенный в розетку пылесос. Натыкалась на стулья, шкафы, заглядывала за диван. Мне казалось, что комната светится насквозь. В каждом углу установлена прослушка, и каждый мой шаг известен наперед. Когда помутнение прошло, я поняла, что окна третьего этажа, освещенные изнутри, – отличная наблюдательная площадка с улицы. Но на окнах, кроме прозрачной белой гардины, ничего не было. Я пообещала себе завтра же купить плотные шторы на все окна съемной квартиры.

Вспомнила, что Женька еще висит на проводе, когда из мобильника послышался его голос:

– Вика, с тобой все в порядке?

Я взяла со стола мобильный и прижала к уху.

– Да.

– А что это за броуновское движение было? – хихикнул он.

– От тебя пряталась, – развеселилась я.

– Правильно, – он стал резко серьезным.

Я посмотрела на трубку. Я с Женей разговариваю? На всякий случай подула в микрофон.

– Ты изображаешь ветер? – спросил Женя.

– Я… э…

– Чего ты хочешь, Вика?

– Хочу, чтоб ты вернулся.

– Нет, Вика, – тем же голосом произнес он, – ты хочешь, чтоб вернулся твой футболист.

– Ты так считаешь? – еле слышно прошептала я.

– Еще ты хочешь стать звездой, – продолжал Женя, – но топаешь не по той дорожке.

– Как это не по той? – изумилась я.

Вмиг всплыли картинки гастрольной жизни, кастинг, договора, клубы, выступления. Я терпела унижения, испытывала страх, боль, отчаяние. Я пробивалась сквозь стену, сидела на диетах и мучила себя переживаниями. Бесконечно репетировала, шила за свои деньги костюмы, попадала в передряги и теряла подруг. Я прошла тернистый путь. И надеялась, что впереди меня ждет светлое будущее. И вдруг мой лучший друг бросает мне такое заявление. Да откуда он может знать, как я прожила этот год без него? По моим рассказам? Так я не все ему говорю, чтоб не травмировать.

– Как это не по той? – громко спросила я.

– Завтра расскажу, сегодня поздно.

Он собирался попрощаться. Ну уж нет.

– Я ведь не усну, Женя!

– Ты и так сегодня много перенесла. Новая информация в голову не поместится.

– Откуда ты знаешь, каких размеров моя голова? – разнервничалась я.

– Вик, давай, ложись спать. Я позвоню утром. Ладно?

– Нет.

Но он меня не слушал.

– Будет лучше, если ты с Сашей помиришься. Тогда будешь воспринимать все, что я говорю, спокойно и без истерик. Когда у женщины бушуют гормоны, серьезные дела лучше с ней не вести.

– Какие серьезные дела?

Я стояла у окна и размахивала руками в темноту. Там, на улице, где-то стоял Женька и вел со мной переговоры. Я хотела выглядеть убедительно. Пусть посмотрит, что я в трезвом уме и твердой памяти, вернется и все мне объяснит.

– Я привез из Америки классного продюсера. Он ищет сольную певицу. Хочет заниматься шоу-бизнесом серьезно. Об этом я хотел сегодня с тобой поговорить. О твоей карьере. А теперь спать. Спокойной ночи. Утро вечера мудренее.

И Женька отключился.

Я набрала его еще раз, но он сбросил. Я поняла, что настаивать не стоит. Кровь пульсировала в венах, виски отбивали барабанную дробь. Я не верила услышанному. Это реально вообще? Это происходит со мной? Это мой друг? Он так переживает за мою карьеру, что привез из Америки профессионала, чтоб мне помочь? Я ему настолько небезразлична? А я умею так дружить? А Сашка смог бы сделать для меня нечто подобное? Или он только и может от ревности кулаками махать?

Женька любит меня по-настоящему. Не как мужик, не как парень девушку. А так, как мать свое дитя. Беззаветно. И его чувства придают мне силы. С его поддержкой я добьюсь максимальных высот и достигну своей цели. Но как тогда быть с Сашкой? Он вряд ли поймет мою дружбу с Женей…

Вихрь вопросов жужжал в голове, пока не вымотал окончательно, и я уснула на сложенном диване, не раздеваясь.

Сашкин номер находился вне зоны доступа до самого вечера. Я трезвонила не переставая, пока не разрядила батарею. Мне очень хотелось пообщаться с Женей и все-все узнать о его продюсере, Америке и планах на будущее. Но перед тем, как стать на дорожку своей мечты, я должна была пообщаться с Сашей. А он как назло меня игнорировал.

К вечеру я устала истязаться телефонными гудками, собралась и поехала к нему на базу. Где он может быть, если не дома? Кстати, почему он вернулся на два дня раньше? И почему мне ничего не сказал?

Я добралась до базы на такси. Ворота были закрыты. Но охранник, проверив документы, пустил меня внутрь. Стадионы пустовали, я дошла до тренерской и постучала. Никто не ответил, подергала ручку и убедилась, что дверь заперта. Где все? Ничего не понятно. Походила вокруг, поаукала и вернулась к охраннику.

Мой вопрос его удивил.

– Так нет никого. Клуб продали. Вы не знали?

Я ошарашенно уставилась на огромную огороженную территорию.

– Как продали?

– За деньги, – хмыкнул охранник.

– Давно?

– Неделю назад. Вчера последнее снаряжение вывозили.

– Кошмар. И что теперь?

– Я человек маленький, таких ответов не знаю.

Я попрощалась с охранником и вернулась в машину. Таксист отвез меня обратно домой. Всю дорогу я думала, где мог быть Сашка и что случилось с клубом? Интернет ответил мне на второй вопрос, а на первый надо было искать ответы самостоятельно.

И пока я размышляла, как отыскать телефоны Сашкиных друзей-футболистов, в дверь позвонили. Я вздрогнула и подкралась к двери, как вор-самоучка. Почему-то вспомнила, что не купила шторы, хотя самой себе вчера обещала. Посмотрела в окно, за которым сгущались сумерки. Скоро я буду видна на улице как актриса бесплатного театра. В дверь еще раз позвонили. Я придала голосу решительности и спросила:

– Кто там?

– Евгений Мальцев.