— Понятно, — кивнул медведь, но мне показалось, что понял он что-то совсем другое, а не то, что я ему объяснила. — Тогда… Конечно, никто тебя на улицу и в лес не выгонит. Я дам тебе имя, денег и отпущу, ты сможешь жить в нормальном цивилизованном месте свободно, как захочешь. О Кристине будет кому позаботиться, и ты не останешься без достойного вознаграждения, можешь быть уверена.

— Ну спасибо! — буквально прошипела я в мохнатую морду. — Я ж тут… только ради вознаграждения, да! С ребенком вожусь, с тобой!

— Ну не ради любви и бескорыстия же, — придурок небрежно пожал мохнатыми плечами. — Ты все же не Золотинка, то есть не моя жена. И не обязана исполнять ее долг, и вообще…

— Я, может быть, и не стала твоей женой за две недели. — Змеюка из меня вышла бы образцовая, сама удивляюсь, как не покусала его от злости. — А вот ты точно слепой идиот и ничего не понял!

Развернулась и, хлопнув дверью, ушла в дом. К Кристинке на полати. Спать!

Думала, всю ночь не засну. Обидно, главное, и даже не столько на Айвена злилась, сколько на себя. Дура стоеросовая, нашла момент влюбляться. И непривычно так вдруг еще в человеческом теле оказалось, неуютно. То ли холодно, то ли жестко, не поняла сразу. То-то Кристинку все время в мохнатое состояние тянет, в нем уютнее и спокойнее, оказывается.

Лежала рядом со спящим дитем, мысли разные думала, поплакала тихонько, чтобы не разбудить. И неожиданно для себя самой уснула. Да крепко, до самого утра спала, не просыпаясь.

Когда тонкие золотистые лучи принялись шарить по дощатому полу, контрабандой пробравшись в узенькое, как щель, вентиляционное окошко под самым потолком, и в светлых полосах, наискось перечеркнувших зимовье, бриллиантовыми звездочками засверкала пыль, Кристина чихнула и проснулась. Села и, разумеется, сразу разбудила меня. Лежанка-то не слишком широкая, прежде дите там одно спало, потому что мне в шкуре на полу было уютнее и просторнее. А теперь пришлось вдвоем тесниться, поневоле соседа разбудишь, если резко сесть.

Медведя в избе не было, но он отчетливо возился где-то там, за дверью, я слышала тяжелые шаги и сосредоточенное сопение. И что Айвен там делает? Неужели дрова заготавливает? Как раз вчера утром, до того как на реку пошли, разговор об этом был, и…

Тут меня догнало памятью о вчерашнем дне, и я невольно съежилась, подтянула коленки к груди и обняла их руками. Но не тут-то было, это я в одиночестве могла предаваться унынию, а в присутствии решительной Кристинки этот номер у меня не прошел.

— Мама! — радостно завопила мелкая и прыгнула на меня с поцелуями и объятиями. — Мама, ты снова человека! Ура! Ура! Теперь мы поедем к бабушке! Она много сказок знает, будет нам рассказывать!

— Кхм… — Я еле успела перехватить дочерний энтузиазм на подлете, когда это шустрое и мелкое еще не успело наставить мне полную коллекцию синяков своими острыми локтями и коленками. Села на лежанке, обняла дочь, уткнулась носом в ее пушистую макушку и застыла. А, пропади все пропадом!

Я в своей жизни там, в будущем, детей пока не планировала. Но когда-нибудь обязательно собиралась завести. Не то чтобы прямо таяла от одного вида нежных пяточек и лукавых рожиц, и что там еще к мелким детям прилагается — громкий визг? Вот. Не таяла. Но в целом этот биологический вид мне нравился. Почти как котята и медвежата.

А тут вдруг — чужой ребенок. Не младенец уже. И такие странные обстоятельства кругом и поперек моей судьбы… а у меня чувство, что это мой ребенок. Мой. Мой! Никому не отдам, ни бабушкам, ни дедушкам, ни тупым медведям!

— Мамочка, ты не бойся, все будет хорошо, я знаю, — пропыхтела Крис мне в плечо и принялась высвобождаться из моих объятий. — Кушать хочу.

Угу, ну правильно. Обнимашки обнимашками, а завтрак и обед по расписанию. Да и мне хватит сидеть и трястись, жизнь продолжается. Ну не вышло с любовью, что теперь, вешаться? Все равно это с самого начала был чужой муж. Вставать все равно надо, работы непочатый край. Когда еще Айвен обратно превратится — неизвестно. И Кристинка, прыгающая из облика в облик при малейшем эмоциональном всплеске, — это не тот ребенок, с которым можно спокойно выходить к людям. Так что зимовку на острове пока никто не отменял.

Собрала сопли в кулак и пошла!

Надо еще самой постараться туда-сюда превратиться, пойму механизм, Айвену смогу объяснить, уже проблемой меньше. Буду относиться к нему как к товарищу и партнеру по выживанию, вот. И всем станет легче сразу. Наверняка. А если он такой дурак и про меня ничего не понял… ну, у парней часто эмпатии как у хлебушка. Им словами через рот объяснять надо. Но я теперь, естественно, с признаниями лезть не буду. Только и Крис не отдам. Выживем, выберемся, а там разберемся, как дальше жить.

— У мамы стали красные волосы, красивые волосы и глаза, — Кристинка, получившая в руки миску с кашей из рыбы и орехов, повеселела и за едой принялась напевать в своем привычном стиле степного акына — что вижу, то пою. — Мама стала другая, но все равно красивая и настоящая… и готовит вкусную кашу, и умеет становится большой черной мамой! У мамы ловкие руки, большой веник и… пчхи! Кхи!

— Ты ешь, петь потом будешь. — Я похлопала дочь по спине, потом вернулась на середину избы и побрызгала на пол из баклажки с водой. Стала быстро подметать доски березовым веником. — Сейчас наведем дома порядок и пойдем…

— Гулять? Рыбу ловить? Малину собирать?

— Нет, малины мы уже насобирались, хватит, — с содроганием поспешила откреститься я. — Другие дела найдем.

— С папой вместе, да? Папа теперь большой медведь, он всем покажет! Только ты, мама, его не бойся. Тебя он не обидит, просто немножко привыкнет и полюбит. У него пока… этот… как его… бабушка еще говорила… когтистый диверсант!

— Что у него?! — обалдела я.

— Когтистый диверсант. Или диссонаст? Короче, папа немножко сошел с ума, но это ненадолго. Ты не бойся. Ты же потому дома пол с утра метешь и ищешь, чем заняться, что боишься выйти и с ним повстречаться? Не надо! Все будет хорошо!

Вот лысые лоси, а? Ребенок-ребенок, деточка непосредственная, хулиганка малолетняя. А как выдаст иногда — хоть стой, хоть падай!

Когтистый диверсант, то есть когнитивный диссонанс, у папы был глубок и непреодолим. Интересная, кстати, бабушка у нашего Айвена, такие слова употребляет. Но пока бабушкой интересоваться рано, до нее как… хм, натурально, до другого материка пешкодралом.

А вот медведь с когнитивным диссонансом тут, прямо перед домиком, сухую ель припер и теперь со всей медвежьей дури дрова заготавливал. А рядом топор валялся — он что, пытался изобразить деревянную игрушку с далекой родины? Была у меня такая, две планки, на которых грубо выструганный медведь с топором. За планки дергаешь, медведь этим топором рубит пенек.

Вот и Айвен, судя по всему, попробовал таким макаром елку расчленить. Но обломался, потому что натуральные медвежьи лапы все же к захвату не приспособлены. Обозлился и на голой дурнине все ветки несчастному дереву поотрывал, мы с Крис вышли на крыльцо в тот момент, когда он уже макушку оттаптывал.